— Они сказали, что ты умерла, — произнес Кливленд со счастливым лицом. — От дизентерии.
Джейн вспыхнула и выпалила:
— Ты их вынудил так сказать. — превращая морковь и редьку в оранжевые и зеленые монетки. — Ты не оставил им выбора. — Она сделала такой жест, будто перерезает себе горло ножом «Сабатье», и высунула язык. — Я слышала, ты не особенно убивался.
— Я был в отчаянии, — возразил он, и его лицо помрачнело, на мгновение он действительно стал отчаявшимся человеком. — Как тебе Нью-Мексико?
— Там было чудесно.
— Ошеломительно? Ошеломляюще чувственно? — Пока она резала овощи, он обращался вокруг нее, медленно, как Юпитер вокруг Солнца, рассматривая ее под разными углами, но на последнем слове резко изменил орбиту и мягко прижался к ней.
— «Ошеломляюще чувственно» — это еще слабо сказано, задница, — ответила она.
Джейн и Кливленд были вместе уже шесть лет, но, хотя они общались друг с другом накоротке, как очень близкие люди, между ними тем не менее вспыхивала та возбуждающая враждебность, какую обнаруживают только что образовавшиеся пары. Они словно бы до сих пор не решили, любят ли друг друга. Когда она смотрела на него с любовью, в ее глазах читались грусть и неодобрение, с какими обычно матери смотрят на своих непутевых сыновей. А Кливленд в разговорах с ней, хоть и ближе, чем с кем-нибудь, подходил к тому, чтобы изгнать издевку из голоса, не мог, однако, истребить ее до конца. Мне кажется, что он страшно ревновал. Нет, ни к какому-либо призрачному любовнику — их у Джейн не водилось, — а к тому, что составляло ее суть, к почти британскому сумасшедшему оптимизму, мании готовить салаты и совершать бесконечные прогулки. А Джейн, наверное, боялась за Кливленда, боялась того неизбежного дня, когда он все окончательно разрушит.
— Все любят шнитт-лук? — спросила она. — Я привезла свежий шнитт-лук. — Она с надеждой помахала пучком. — Держу пари, что с самого приезда вы не ели овощей.
— Мы ели бобы, — сказал я.
Пока она делала соус к салату, все молчали. Она насыпала в склянку по щепотке разных приправ, даже не глядя на этикетки. Я видел, как она бросила туда мускатный орех и карри. Подняв бутылочку к свету, она внимательно следила, как оседают крупинки и хлопья специй, медленно пересекая слои масла и уксуса, потом посмотрела на Кливленда.
— Знаешь, мне на самом деле ужасно понравилось в Нью-Мексико. Там так много разных интересных животных, и индейцы такие добрые. Представляешь, Кливленд, я видела гремучую змею! А еще там тьма мотоциклов. Мне кажется, что тебе там понравится. Я тут думала, что мы с тобой могли бы туда как-нибудь съездить.
— Конечно, — поддержал Кливленд. Он раскинул руки в разные стороны, будто говоря: «Поехали прямо сейчас!»
— Ты издеваешься, — констатировала она.
— Подожди, вот заработаю денег, и тогда мы поедем, куда захочешь. Купим трейлер.
— Никогда ты ничего не заработаешь. — Джейн встряхнула соус и вылила его на салат. — Или все-таки заработаешь?
Я наблюдал за лицом Кливленда, которое ничего выражало, но когда я снова повернулся к Джейн, оказалось, что она смотрит прямо на меня. Я почувствовал, что краснею.
— Какой красивый салат, — пролепетал я.
— Тогда давай его съедим, Арт, — отозвалась она. — Кливленд, Артур, садитесь. Давайте поедим овощей.
После обеда, к великому моему удивлению, Джейн предложила мне сходить с ней в город. Кливленд натянуто улыбнулся и поднял свою банку пива, словно готовясь выпить за меня. Судя по всему, Джейн предупредила его о своих намерениях.
— Я могу дать тебе только хвалебный отчет о его поведении, Джейн, — заметил я.
Завязывая шнурки на теннисных туфлях, я старался собрать силу воли в кулак, чтобы отклонить ее приглашение. Я еще во время обеда сообразил, что к тому все идет: она что-то знала, о чем-то слышала и явно беспокоилась о Кливленде. Артур вошел в гостиную с романом Мануэля Пуига, озаглавленным на испанском как-то очень уж длинно. Артур все время пребывал в состоянии влюбленности то в одного латиноамериканского автора, то в другого.
— Куда это вы собрались? — спросил он, глядя на Кливленда.
— В город, — ответила Джейн. — Тебе что-нибудь нужно?
— Можно с вами?
— Ты остаешься, чтобы составить компанию Кливленду.
— Ты можешь пойти с нами, — сказал я.
Артур снова посмотрел на Кливленда.
— Да нет, не надо, — решил он наконец. — Я хотел почитать.
Джейн пошла к двери, а я задержался на несколько секунд, смущенный тем, что она выбрала меня, и внезапно устрашенный предстоящим разговором. Но когда я вышел из дома, оказалось, что воскресенье в самом разгаре, пахнет озерной водой, а облака несутся быстро, пересекая солнечный диск. Я пару раз подпрыгнул, пробуя землю под ногами.
— Правда, чудесное место? — спросила Джейн. — В следующий раз обязательно бери с собой Флокс.
— Если бы я знал, что ты приедешь, взял бы.
— Я не собираюсь тебе выговаривать. Я знаю, зачем вы, парни, сюда ездите.
— Вот и хорошо, — промолвил я. — Я тоже знаю, зачем ты приехала.
— Хорошо. Смотри! Там наверху гриф! Я видела много грифов в Нью-Мексико. Правда, они красивые?
— По-моему, в Нью-Йорке нет грифов, — высказался я.
— Грифы есть везде, где есть пищевая цепочка, — наставительно изрекла она. — Нам сюда. — И мы пошли по гравийной дороге до почтовых ящиков, но, вместо того чтобы повернуть на потрескавшееся асфальтово-щебеночное шоссе, она показала на грязную тропинку, ведущую вдоль обочины, а затем в противоположном направлении от дома. — Так короче, — объяснила она.
Мы шли сквозь заросли скунсовой капусты и «кружев королевы Анны», кущи жимолости. Она подобрала ветку и лениво отодвигала плети плюща и ежевики со своего пути. На мгновение остановилась, вырвала с корнем чахлый стебель «кружева королевы Анны», перевернула его вверх корнем и поднесла к моему лицу.
— Понюхай, — предложила она. — Это дикая морковь.
— М-м! — протянул я, вдыхая запах земли и бульона. Я почувствовал себя школяром на каникулах, который отправился на прогулку со старшей кузиной.
Когда мы пошли вдоль небольшого ручейка, она потянула меня к воде и встала на колени у сверкающей воды. Я нашел прут и разломил его пополам, чувствуя натянутость и стараясь расслабиться.
— Давай устроим гонки, — предложила она.
Мы опустили в воду половинки прута и следили за тем, как они подскакивают на волнах, пока наши «лодочки» не исчезли из виду. Потом Джейн снова взяла свой «альпеншток», и мы зашагали дальше и шли, пока не достигли того места, где через ручей, раздавшийся вширь, был переброшен незатейливый деревянный мостик. Здесь мы сделали минутную остановку, облокотясь на низкие поручни.