— Мне тоже, но нет ли у тебя каких-нибудь догадок насчет этого таинственного заказчика? Например, не поразило ли тебя то обстоятельство, что личную охрану Хилари составляли сыновья Халеда и, вероятно, их ближайшие друзья?
— Разумеется, да! Но не имеет никакого смысла подозревать сэра Перси! Разве ты забыл о том, что у него свои счеты с этими людьми после смерти Кипрос?
— Сэра Перси? — вмешался в разговор Макинтир. — Вы, случайно, не сэра Персиваля Кларка имеете в виду?
— А почему бы и нет? — откликнулся Альдо, с некоторым удивлением глядя на внезапно побагровевшее лицо молодого шотландца. — Он доводится вам родней или вы по какой-то причине перед ним преклоняетесь?
— Родней? Нет, конечно, ведь я, слава богу, шотландец! Но это слишком известный человек, и он слишком много услуг оказал своей стране для того, чтобы я позволил его заподозрить в чем-либо в связи с такой грязной историей. И здесь нам с вами не по пути!
— А кто вас просит нас сопровождать? — внезапно разозлился Альдо. — Все вы, англичане, на один манер скроены! Готовы на все, лишь бы только это не затрагивало вашу страну и ее дурацких знаменитостей!
— Я не англичанин! — рявкнул Дуглас. — Вы прекрасно знаете, что я…
— Да знаем мы! А король Георг Пятый, которому вы служите, он-то кто? Тоже шотландец?
— Ладно, успокойся! — попытался утихомирить его Видаль-Пеликорн, обеспокоенный тем, какой оборот принимали события. — Вспомни, ведь этот парень только что помог нам выпутаться из такой передряги…
— Ничего я не забываю, но надо как-нибудь уж выбрать, чего ты хочешь в жизни: или он помогает нам спасти Лизу, или воспевает своего Кларка!
— Я хочу вам помочь! — жалобно сказал готовый расплакаться Дуглас. — Но при этом я хочу, чтобы вы проявили уважение к старому и достойному человеку!
Альдо отвернулся, взял еще одну сигарету и дрожащей рукой, выдававшей его волнение, поднес к ней спичку.
— Хорошо! Уважайте его, сколько вам будет угодно, но постарайтесь хотя бы отыскать Эзекиеля. Он сейчас для нас — самый главный свидетель, и надо действовать как можно быстрее!
Но мальчика долго разыскивать не пришлось.
Когда Альдо вернулся в свою комнату и рухнул на кровать, чтобы попытаться расслабиться хотя бы телом, раз уж душевный покой недоступен, Эзекиель внезапно появился перед ним, откинув москитную сетку, которая тотчас окутала его, словно покрывало — новобрачную.
— Где раввин Гольберг? — спросил он, направив на Морозини пистолет рукой слишком твердой, чтобы не заподозрить в мальчишке умения обращаться с оружием.
— Вы хотели бы это знать? — переспросил Альдо, которому вид пистолета внезапно вернул все его хладнокровие.
И, не обращая ни малейшего внимания на угрозу, подвинулся к краю постели, сел и преспокойно начал обуваться, продолжая в то же время спрашивать:
— Вы ведь его ближайший помощник, не правда ли? Вы ведь никогда с ним не расстаетесь? Как же так вышло?
Я не видел его со вчерашнего вечера, мы расстались в шесть часов. Он отправил меня с… поручением, но я знал, что в одиннадцать вы с ним должны были встретиться у Силоамской купели. Он был так счастлив, что получит «Свет» и «Совершенство», и долгими молитвами благодарил Всевышнего…
— А моя жена? Она была с ним?
— Не думаю. По-моему, он собирался пойти за ней вместе с вами, чтобы вы могли своими глазами убедиться в том, что с ней хорошо обращались…
— Вы в этом уверены? Так знайте, что с ним была женщина… и что его убийцы ее похитили!
— Его убийцы? Презренный гой, вы убили его? Оружие опасно дрогнуло в руке мальчика, и Морозини, бросившись к нему, выбил у Эзекиеля из рук пистолет и закинул через открытую дверь в ванную.
— Подумайте сами! Разве стал бы я спрашивать, где моя жена, если бы это я убил Гольберга! Мы, как и было сказано в объявлении в газете, получили изумруды и пришли в одиннадцать часов к Силоамской купели. Мы действительно нашли там раввина Гольберга, но он плавал в водоеме с торчащим из груди арабским кинжалом.
— Я тоже туда приходил, но я его там не видел.
— Мы унесли его и положили во временную гробницу, чтобы избежать столкновения между двумя общинами…
— Вам ничего не удастся избежать! По нашим обычаям, тот, кто убил, должен заплатить за это собственной жизнью. И вы сейчас же скажете мне, где вы его положили…
— Сначала я расскажу вам, что произошло. Сядьте и не дергайтесь хоть какое-то время!
Теперь Морозини в свою очередь рассказывал о трагических событиях минувшей ночи, и Эзекиель внимательно выслушал его до конца, но так и не утратил недоверия.
— По правде сказать, вы — моя единственная надежда, — горестно закончил свой рассказ Альдо, — потому что я уже и не знаю, в какую сторону мне бросаться. «Урима» и «Туммима» у меня больше нет. Абнер Гольберг мертв, и у меня нет никакой возможности отыскать мою жену. Что касается камней…
— Надо снова их найти. И вы узнаете, где княгиня, лишь после того, как сможете мне сказать, где находятся «Свет» и «Совершенство». Я вернусь сюда сегодня вечером, в десять часов, той же дорогой. И не вздумайте приготовить мне какой-нибудь неприятный сюрприз, понятно?
Морозини пожал плечами.
— Чего вы боитесь? Полиции? Я еще не сошел с ума, и вы мне нужны.
— Посмотрим! Да, и еще одно. Если вы хотите, чтобы я вам поверил, скажите мне, куда вы отнесли рабби Абнера.
Альдо объяснил ему это достаточно подробно: с такой информацией никак нельзя было ошибиться. Мальчик невесело улыбнулся.
— Сами того не подозревая, вы исполнили один из законов нашего священного города: для того, чтобы сберечь его чистоту, в нем никого не хоронят.
Морозини подумал, что о чистоте живущих в этом городе людей можно было бы многое порассказать, но от каких бы то ни было комментариев удержался. И даже не пошевелился, когда Эзекиель сходил в ванную, чтобы подобрать свой пистолет, вышел на балкон и спустился по цеплявшимся за стену побегам бугенвиллеи так же спокойно, как сошел бы на землю по лестнице. Побледневшая полоска неба на востоке предвещала рассвет. Альдо только сейчас осознал, насколько сильно у него болит голова, и это нимало не способствовало прояснению мыслей. Наверное, оттого, что он слишком много курил, и при этом еще выпил… Альдо отыскал в несессере аспирин, принял две таблетки, запил их стаканом воды, снова растянулся на постели, чтобы дождаться, пока лекарство подействует. Но, едва он опустил голову на подушку, как провалился в благодетельный сон… И на этот раз уже никто его не будил по той основательнейшей причине, что до предела вымотанный Адальбер тоже спал, а прочих останавливала предусмотрительно вывешенная на двери табличка с просьбой не беспокоить.
День уже клонился к вечеру, когда Альдо очнулся от сна и с удивлением почувствовал себя вполне отдохнувшим и свежим, пусть даже в голове у него еще плавали последние клочки тумана, но они нисколько не мешали ясности первой мысли, пришедшей ему в голову, как только он открыл глаза.