Декан назначил встречу в парке. Муха опоздал почти на сорок минут, кляня себя безбожно. А что поделать, жена, теща и начавшая вдруг рожать собака, которой нужно было привезти ветеринара! Он позвонил, что опаздывает.
Муха только недавно начал нащупывать у себя животик, хотя не пропускал ни одного занятия в тренировочном центре. Ему было двадцать восемь. Цыганские кудри и черные насмешливые глаза, красиво очерченный рот, рост, руки, ноги, все – как напоказ. Читать Муха не любил, но телевизором гипнотизировался до полной отключки. Боевики его раздражали неправильными расстановками на местности участников активных действий, непременным участием в перестрелке грудастых женщин с распущенными по ветру волосами и обязательными взрывами всех машин, в которые хоть раз попала пуля. Новости смотрел изредка, а вот рекламные ролики, клипы и психологические драмы обожал.
В парке, остановившись у оговоренной скамейки, Муха оценил ситуацию за три секунды. Трогать у Декана пульс было бессмысленно: дырка во лбу и открытые глаза, засосавшие ровно столько неба, сколько тот успел за последний вздох. Поэтому Муха присел, огляделся, стянул перчатку и потрогал руку Декана. Рука была холодной. Муха выпрямился и присел рядом с Деканом: стреляли давно, тот, кто убил, уже ушел, если бы Муха пришел вовремя, если бы не роды собаки, он бы застал этого человека. Или… Этот человек застал бы его. Прощаясь с Деканом, подумал, что всегда считал его умнее себя, осторожней, опытней. Он смотрел на гуляющих по ту сторону пруда медлительных мамаш с колясками, на уток, плещущихся в вырубленной моржами проруби, и меньше всего его занимало, кто и зачем убил Декана.
Но к вечеру, спрятавшись в гараже в любимых запахах масел и резины, он вдруг подумал, что Декана убили, когда тот ждал его. Никогда не отличавшийся решительностью в семейных спорах, Муха собрал свою семью и приказным тоном велел собирать вещи. У него дела, при которых присутствие в городе семьи может повлиять только отрицательно. Пару недель, не больше, потом все образуется, и он обещает большой-большой сюрприз.
Сюрпризом не купились даже дети: в том городке, где жила его тетка, не было бассейна, ледового катка и «Макдоналдса». Кричала теща, кричала жена, ощенившаяся благополучно собака ходила кругами, пачкая пол красной сукровицей, на кухне сбежало молоко, громко орал телевизор. Муха взял пепельницу и запустил в экран. В постепенно расходящемся по комнате чаду его онемевшая семья проступила неподвижными фигурами из детской игры «море волнуется раз…». Муха поинтересовался, что имела в виду теща, когда говорила о множестве вещей? Что это за множество такое? – Он снял со стены казацкую саблю. Оказалось, что и вещей-то собирать всего ничего. И даже собаку с пиявкообразными тушками просохших щенков загрузили в корзину, и всем хватило места.
Через сутки Муха понял, что на него идет охота.
Где-то к одиннадцати утра по молчаливому уговору решено было прекратить трехминутные сеансы проверки боевых качеств и реакции и увеличить время отдыха. Собственно, ни качеств этих, ни реакции уже не было в помине. К четырем часам дня два голых тела, раскинувшие в полубессознательном состоянии руки и ноги в стороны, казались живыми крестами на темной поверхности матов, именно такими их и вбирали в себя глазки видеокамер под высоким потолком.
– Я умираю, но не могу остановиться, – прошептал потрескавшимися губами Волков. – Делай со мной что хочешь. Добей меня, майор Курганова.
– Мне пора, – сползает с мата Ева.
Волков чуть шевелится, ему даже кажется, что он встал и забрал женщину себе, влепил в свое тело, но потом он видит, как Ева одевается, сидя на полу. Потом он вдруг замерз и обнаружил сумеречный свет в высоких окнах, подумал, что к вечеру обязательно надо появиться дома или хотя бы позвонить, но решил подремать еще полчасика. А это не были вечерние сумерки, это были сумерки начинавшегося дня: мартовский рассвет.
Ева спустилась по ступенькам в холл, подошла к стойке, посмотрела грустно на охранника. Охранник отвел глаза. Он видел, как женщина хлопает себя по карманам, он подумал, что она ищет сигареты или запиликавший телефон, и страшно удивился, когда обнаружил дуло, направленное точно в карточку с именем на его груди.
– Кассеты, – сказала Ева, сдерживая зевок.
Охранник медленным движением вытащил три кассеты из трех магнитофонов.
Ева покачала головой.
– Все, – сказала она, легко запрыгнула на стойку и села, болтая ногами.
Охранник выложил десятка полтора кассет. Она задумчиво потерла себе висок дулом и приказала открыть сумку. Сумка охранника стояла под стойкой. Наклонившись, он потной ладонью потрогал кобуру, но передумал, потому что дуло теперь неприятно упиралось ему в шею.
Две кассеты лежали на самом дне, под вещами. Женщина забрала все, загрузив в его же полиэтиленовый пакет.
– А переписать можно? – спросил он. – Я же никому и никогда, клянусь, в личное пользование! Ну что тебе, жалко?!
– Хватит с меня фотографий в «Плейбое», – помахала женщина рукой у вертушки дверей.
Она добралась на такси к дому Волкова. Осмотрела свою машину и поехала в квартиру Далилы. Проспала пятнадцать часов, забыв телефон и пейджер в машине, а когда пришла в себя, обнаружила, что правое плечо опухло, верхняя губа раздулась, воспалилась ахилла на левой ноге, голова кружилась, легкая тошнота намекала на сотрясение мозга. Кое-как дохромала до машины, по телефону выбрала ближайший медицинский центр, пересчитала деньги: все нормально, можно не заезжать домой.
Хирург, хрустя пальцами, обещал секунду боли, вопросов не задавал, плечо выправил профессионально. А вот на обследовании ей пришлось отвечать на вопросы. Доктор и медсестра застыли в неподвижности минуты на две, когда Ева разделась.
– Жертвам насилия, – выдавил наконец из себя доктор, – предлагается психологическая помощь и анонимность анализов.
– Да все нормально, – сказала Ева. – Но анализы я, пожалуй, сдам. И рентген, если можно, назначьте. Ребра слева побаливают.
– Нормально?! – Он приблизил к ней стеклышки очков и осторожно тронул особенно неприятный кровоподтек над левой грудью. – Что же тогда это было?
– Внезапный секс с элементами садомазохизма, – вздохнула Ева.
– Вы хотите сказать, что это было по обоюдному согласию? И кто же такое… Вы замужем? Кто ваш партнер?
– Он волк.
– Вот как… Тогда, пожалуйста, возьмите.
– Что это? – Ева берет энергично подписанную доктором бумажку.
– Направление к психиатру. Третий этаж.
Когда они садились в поезд, пошел дождь. Хрустов потерял ощущение времени, он не знал, в каком дне недели и в каком числе существуют не очень трезвый он сам, поезд и мокрый перрон, бродячие собаки и продавцы пирожков с корзинами, закрытыми кружевными накидками, как будто в них прогуливали уснувших младенцев. Вера устала веселиться, она заснула на незастеленной полке, когда поезд еще не двинулся, она лежала на боку в длинном блестящем платье-чулке, коротком норковом полушубке, прижимая к груди бутылку шампанского. Половину полки занимала она, подогнувшая ноги и приоткрывшая во сне рот, а другую половину – ее шляпа. В какой-то момент Хрустов почувствовал, что боится этого ребенка.