— А теперь расскажи, что это ты здесь делаешь? Разве не знаешь, что мне надо заранее готовиться к каждому твоему приезду. А теперь ты будешь отчитывать меня за то, что я давно не стриглась и не мелировала волосы.
— И не забудь про то, что я застукала тебя без косметики. Но зато я помогу тебе создать новый имидж, у меня отлично получится. Это подарок.
Кейт взяла подругу за руку и подвела к дивану. Талли, оставив чемодан у дверей, села рядом с Кейт, и они провели целый час, рассказывая друг другу обо всем, что произошло в их жизни с тех пор, как они не виделись. Примерно в три часа они перенесли свою маленькую вечеринку на задний двор, где мальчики и Мара стали соревноваться с матерью за внимание Талли.
Начало темнеть. Джонни делал барбекю, на столике для пикника на тарелках были разложены овощи. Талли впервые за несколько месяцев наслаждалась домашней едой под звездным небом на берегу залива.
Потом она поиграла с мальчиками в настольную игру «Конфетная страна». А когда Кейт и Джонни увели близнецов, Талли и Мара остались сидеть на заднем дворе, завернувшись в знаменитые вязаные платки миссис Муларки.
— Каково это — быть знаменитой? — спросила девочка.
Талли много лет не размышляла на эту тему — просто принимала свою известность как должное.
— Ну, вообще-то это круто, — ответила она. — Тебя все время сажают за лучшие столики, приглашают в самые клевые заведения, дарят подарки. В общем, все к твоим услугам. И, поскольку я журналист, а не кинозвезда, папарацци в большинстве случаев оставляют меня в покое.
— А вечеринки?
Талли улыбнулась:
— Меня давно не интересуют вечеринки, но мне приходится там появляться — меня часто приглашают на них. А еще дизайнеры присылают мне платья, а от меня требуется появляться в них в публичных местах, на светских мероприятиях.
— Вау! — воскликнула Мара. — Вот это действительно круто!
Позади них хлопнула дверь. По веранде протащили стол. Послышалась музыка — Джимми Баффет, «Маргаритавилль».
— Ты ведь знаешь, что это означает, — сказала Кейт дочери, появляясь за их спинами с двумя бокалами «Маргариты» в руках.
Мара тут же захныкала:
— Я уже большая, могу посидеть с вами подольше. К тому же завтра не надо в школу. Завтра в школе родительский день.
— В кровать, малышка, — сказала Кейт, передавая бокал Талли.
Мара посмотрела на крестную взглядом, в котором ясно читалось: «Вот видишь, я же говорила, что она считает меня ребенком».
Талли не смогла удержаться от смеха.
— Было время, мы с твоей мамой тоже торопились поскорее стать взрослыми. Мы выбирались ночью из дома, воровали у моей матери…
— Талли! — резко оборвала ее Кейт. — Маре неинтересно слушать старые истории.
— Моя мама убегала ночью из дома? А что делала бабушка?
— Приговаривала ее к пожизненному заключению. И заставляла носить вещи с распродажи у «Фреда Майера», — смеясь, ответила Талли.
Мара вздрогнула при одной мысли о таком наказании.
— Из полиэстера, — добавила Кейт. — И я все лето боялась близко подходить к открытому огню.
— Вы обе мне врете! — заявила Мара, сложив руки на груди.
— Мы? Врем? Никогда! — воскликнула Талли, отпивая из бокала.
Мара встала со стула, одарила их долгим, полным страдания взглядом и отправилась в дом. Как только за девочкой закрылась дверь, Талли и Кейт рассмеялись.
— Скажи мне сейчас же, что мы такими не были, — потребовала Талли.
— Моя мама говорит, что я была именно такой. А вот тебя она считала маленькой мисс Совершенство. Разумеется, пока нас не арестовали по твоей милости.
— Да, это была первая пробоина в броне.
Кейт, смеясь, села в кресло рядом с подругой и завернулась в вязаный платок матери.
Талли даже не понимала, в каком напряжении она была все это время, как затекли у нее спина и плечи. Пока не наступил момент расслабления. Как всегда, Кейт была для нее спасением, ее вечной тихой гаванью. Рядом с лучшей подругой она могла наконец-то доверять самой себе. Откинувшись на спинку кресла, Талли смотрела в ночное небо. Она никогда не была из тех, кто чувствовал себя ничтожной, но она вдруг поняла, почему люди испытывают это чувство. Все дело было в перспективе. Она провела столько лет в своей жизни в непрерывной гонке, что в какой-то момент выдохлась. Если бы она обращала больше внимания на окружающий пейзаж и меньше — на цель, к которой стремилась, она не была бы сейчас сорокадвухлетней женщиной в тщетном поиске хоть какого-то подобия семьи.
— Мне что, придется тебя расспрашивать? — спросила ее Кейт.
Глупо было скрывать правду, хотя в первую минуту Талли хотелось поступить именно так.
— Я встретила Чада, — наконец произнесла Талли.
— Несколько месяцев назад, насколько я помню. В Центральном парке, правильно?
— Да.
— И эта встреча заставила тебя вскочить в самолет и прилететь ко мне? Что ж, понимаю.
Прежде чем Талли успела ответить, дверь дома открылась, и появился Джонни со стаканом пива. Он подвинул себе кресло и присел рядом. Какое-то время они молча смотрели на залив. Лунный свет серебрился в накатывавших на песок волнах.
— Она уже рассказала тебе?
— Да вы двое что — телепаты? — воскликнула Талли. — Я как раз собиралась начать.
— Ну, пока что, — сказала Кейт, — она только напомнила мне, что пару месяцев назад встретила Чада.
— А-а… — Джонни кивнул с таким видом, словно сказанное полностью объясняло неожиданный приезд Талли.
— А что означает «а»? — Талли неожиданно почувствовала раздражение.
Вот и Чад говорил с ней примерно таким же тоном.
— Он — твой Моби Дик, — сказал Джонни, — огромный белый кит.
Талли дерзко посмотрела на Джонни.
— Я никогда ничего не говорила о размерах его члена.
— Ну, говори же, Талли, — перебила Кейт, сжав руку мужа. — Что произошло?
Талли посмотрела на этих двоих, сидящих рядом. На мужа и жену, которые все еще смеются вместе и после стольких лет супружества стремятся коснуться друг друга, и в ее груди возник болезненный ком.
— Я устала быть одна, — наконец-то выдавила из себя Талли.
Она так долго носила в себе эти слова, что теперь, когда Талли наконец произнесла их, они казались какими-то затертыми, словно обточенные морской водой камни на берегу.
— А что насчет Гранта? — спросил Джонни.
— Но ты вроде сказала, что Чад живет с женщиной, — отреагировала Кейт.
— Тут ведь, по правде говоря, дело не в Чаде. То есть, конечно, в нем, но не в том смысле, в каком вы думаете. Он напомнил мне, что у меня тоже есть семья.