Чтобы сходить в гараж, взять бумаги и вернуться, требовалось не больше десяти минут. Марат не знал, куда именно отправился отец, но в своих расчетах исходил из этой же цифры. Как только щелкнул «цербер», Марат вскочил с кровати и начал поспешно собираться. О том, что еще недавно мечтал посетить туалет, даже не вспомнилось.
Он влез в одежду, в которой проходил в выходные, заметил следы крови на куртке, выругался и стал переодеваться. Потом долго не мог найти ключи от своей квартиры и запропастившуюся куда-то записную книжку. Ключи он, в конце концов, нашел, выгреб из ящика стола деньги, но книжки, в которой были переписаны все его знакомые, так нигде и не оказалось. Времени больше не было, и, с замирающем сердцем, Марат выскочил из квартиры и скатился по лестнице.
Отца на улице видно не было, и Марат побежал к автостоянке, где держал свои «Жигули». Только проехав несколько кварталов, он почувствовал, что начинает успокаиваться, и остановился, чтобы обдумать положение и решить, что делать.
Если с первой частью программы кое-как удалось справиться, то вторая поставила Марата в тупик. Он не мог вернуться домой, потому что туда уже приходили менты и отец начал о чем-то задумываться. Он не мог не вернуться домой, потому что менты все равно просто так не отвяжутся, а отец, наконец, раскроет глаза и оценит всю ситуацию по-новому. Бежать немедленно имело бы смысл в том случае, если бы было, куда бежать. У Марата имелось достаточно знакомых для того, чтобы переночевать или даже пожить неделю-другую, но не в том случае, когда опера наступают на пятки и звонят в квартиру, которую ты только что покинул. Бесконечно так продолжаться не может и, в конце концов, ты сам позвонишь в дверь, за которой тебя уже ждут. Кроме того, необходимы деньги, и надо иметь внутри какой-то стержень, который есть у Олега и которого так не хватает ему.
Марат вспомнил, как прошлым летом сидел с друзьями в кафе. Зал был полон, но все посетители были «свои», и здоровенный мужик в отглаженных черных брюках и бордовом пиджаке, с болтавшейся поверх черного бадлона золотой цепью, сразу бросался в глаза. Он был не местный. Сидел себе за столом и поил шампанским двух веселых подружек, рассказывая им что-то забавное. Недалеко от него сидели четверо молодых людей, не обремененных женским вниманием и усердно употреблявших водку, запивая ее джин-тоником. По мере того, как количество пустых банок на столе росло, голоса их становились все более громкими, и вскоре уже все кафе — кто с искренним интересом, а кто откровенно смеясь — прислушивалось к их речам, составлявшим вольные изложения какого-то остросюжетного текста, где ключевыми являлись слова: «запутка», «непонятка», «пацан», «пробивка», «наехали» и «пошел ты на х…». Для человека, разбирающегося в таких вопросах, или просто достаточно трезвого, с первого взгляда становилось понятно, что эти четверо — никакие не «пацаны», а вся их причастность к миру бандитов заключается в том, что когда-то они сбегали за пивом для «центрового бригадира». Но сам квартет этого не понимал, и прямо пропорционально количеству истребляемой водки их значимость в собственных глазах росла, а параллельно с эти росла необходимость попасть под бремя женского внимания. По некоторым, вполне понятным причинам, выбирать подходящий объект им пришлось поближе к месту своей постоянной дислокации. Видимо, со зрением у них было уже не все в порядке, так как они решили, что мужик в бордовом пиджаке угощает шампанским то ли четверых, то ли сразу шестерых подруг, что, несомненно, являлось перебором. Объяснив всему залу, что между настоящими «пацанами» принято делиться, вожак четверки обратился к мужику с гадкой улыбкой и задушевным вопросом: «Ты чей?» Держа в одной руке фужер с шампанским, мужик другой рукой притянул собеседника к себе, наклонил и начал что-то объяснять ему на ухо, не забывая при этом улыбаться своим дамам. Вожак со страшной скоростью начал трезветь и, когда мужик отпустил его, он явно смог бы пробежать по канату под куполом цирка и ни разу не пошатнуться. Процесс вытрезвления его приятелей начался чуть позже и шел не так бурно, но на конечном результате это не сказалось. Все четверо сорвались со своих мест и резво стартовали в неизвестном направлении на потрепанных «Жигулях» непонятной модели. Но, как оказалось, сюрпризы на этом не кончились. Скоро к заведению подполз сине-желтый «УАЗик», и в зал, с явным намерением просто перекусить, вошли трое милиционеров. Если старший наряда еще посматривал по сторонам суровым дежурным взглядом, то его коллеги, несомненно, собирались уделить больше внимания местному меню, а не проверке документов и ловле преступников. Они уже сели за столик, положили на него автомат и фуражки и закурили, ожидая свои сосиски и пельмени, когда к ним подошел тот самый мужик в бордовом пиджаке и с фужером в руке. Марат слышал весь диалог.
— Здравствуйте. Я три года нахожусь в федеральном розыске и сейчас хочу сдаться.
— Тебе не к нам, а в вытрезвитель надо идти сдаваться, — посоветовал старший, перекладывая автомат со столика к себе на колени.
— Напрасно, я совсем не пьян и говорю правду. Просто мне надоело шарахаться от каждого мента и вскакивать по ночам, когда у дома останавливаются машины. Паспорта у меня с собой нет, он в квартире остался. Но, когда проверите меня по ЦАБу, то сможете убедиться… У меня единственная просьба, дайте мне еще минут пятнадцать, хочу с девушками на прощание потанцевать.
— Танцуй, — разрешил старший, усиленно что-то вспоминая.
— Спасибо. Спиртное не предлагаю, вы на службе. Может быть, соки или пиво?
— Можно, — легко согласился старший.
— Хорошо, я сейчас устрою. Минутку!
Мужик отошел к стойке, расплатился, оставив сдачу, и вернулся к милиционерам, неся три банки лучшего пива и три литровых коробки с соками.
— Что ж ты такого натворил? — спросил нагловатого вида младший сержант, закуривая и вытягивая ноги в проход.
— Я? Да так… Кинул пару-тройку весьма приличных фирм.
— Тебя ж, наверное, и бандиты ищут? — предположил старший, возвращая автомат на стол и открывая пиво. — Думаешь, если сидеть будешь, так они до тебя не доберутся?
— Это уже мои проблемы, — мужик грустно улыбнулся. — Но я хочу через несколько лет выйти и… начать все немножечко по-другому. Я пока могу быть свободен?
Старший неопределенно махнул рукой, и мужик вернулся к своему столику. Через минуту он уже танцевал с одной из подруг. Младший сержант наблюдал за ним со смешанным выражением любопытства и восхищения.
Перед посадкой в «луноход» мужик отдал одной девушке свою золотую цепь, другой — массивные золотые часы и медленно, печально посмотрел в глубину прокуренного темного зала.
Олег, когда Марат пересказал ему эту сцену, прокомментировал ее просто:
— Дурак он. Или упился, или планка у мужика съехала. Да сколько народу прячется годами, и ничего, чихать они хотели на ментов со всеми их федеральными розысками. Не захочешь — никто тебя не поймает, если, конечно, сам дурака не сваляешь… Что он, за три года за границу удрать не мог, что ли?
Марат спорить не стал, но остался при своем мнении. Прощальный взгляд того мужика надолго врезался ему в память.