Что-то произошло. С треском ударилась о стену входная дверь, в коридоре раздался топот многих посторонних ног, и на кухне отчаянно завизжала Выдра. Наркотик притупил инстинкт самосохранения, и Толя, вскочив со стула, дальше действовал слишком медленно и был остановлен на полпути к окну. Карев без особого труда повалил его на пол и надел наручники.
— Здравствуй, Толя, — почти ласково сказал он.
Толя сердито сопел и терся лбом о грязный линолеум. Радости от встречи он не испытывал, но в глубине души воспринял случившееся с некоторым даже облегчением. Теперь, по крайней мере, появилась какая-то определенность. Не придется больше бегать, и решать теперь за него все будут другие. Жалко только, что пришли за ним именно сегодня. Или хотя бы до утра подождали.
Наркоманы не оказали никакого реального сопротивления, за исключением Выдры, которая попыталась плеснуть в Николаева кипятком. Но ее попытка так и осталась попыткой, и через пару минут вся приунывшая компания была рассажена по-одному, и опера приступили к осмотру квартиры. Приготовленный раствор уже успели употребить, о чем красноречиво говорили внешний вид задержанных и гора пустых шприцов, и найти в квартире что-либо запретное никто теперь не рассчитывал.
— Долго мы ждали, — шепотом сказал Николаеву один из местных оперов. — Я думал, они из «сена» будут делать, тогда бы как раз вовремя успели, а у нее рука бы не поднялась раствор слить… Видимо, «ханка» у нее была… Только теперь, если чего и осталось, то хрен найдешь.
Немного оклемавшаяся Выдра думала примерно то же самое. Зная, что наркоты или «паленых» вещей найти не смогут, она понемногу успокаивалась и терпеливо ждала, когда незванные гости убедятся в бесплодности очередной своей попытки и уберутся. Двое приглашенных в качестве понятых соседей, поначалу воспринявших происходящее с болезненным любопытством, зевали все чаще и демонстративно поглядывали на часы. Больше всех нервничал один из гостей Выдры, который уже два года находился в федеральном розыске за серию квартирных краж. Удобного момента для побега не представлялось, но он продолжал с надеждой измерять взглядом расстояние до окна и ерзать на стуле. По причине нехватки наручников его руки остались свободными, и это давало некоторые шансы на успех.
Но вечер, видимо, был полон сюрпризов. Одно и то же событие может быть радостным для одних, иметь крайне печальные последствия для других и оставить абсолютно равнодушными третьих. Так и произошло, когда один из оперов заглянул в санузел и после недолгих поисков извлек из-под ванной пакет с марихуаной. Воцарилась пауза, во время которой люди, которых эта находка хоть как-то затрагивала, осмысливали происшедшее.
— Подкинули, менты позорные, — объявила Выдра, но голос ее прозвучал так неуверенно, что продолжать она не стала и задумалась, не могла ли сама когда-нибудь принести этот злосчастный пакет, спрятать и забыть.
— Да уж, конечно, на свою зарплату купили и принесли. Давай, Шурик, пиши протокол.
Нескольких задержанных, кто заведомо не представлял никакого интереса, после составления протокола и взятия кратких объяснений, отпустили с миром. Выдру, Толю и еще двоих посадили в «УАЗик» и повезли в отделение.
По причине позднего времени дверь в отделение была заперта. Пока один из оперов стучал в окно и жал кнопку неработающего звонка, квартирный вор, дождавшись своего часа, выпрыгнул из «стакана» «УАЗика» и побежал по улице.
— Стой, стрелять буду! — заорал Карев, но даже доставать пистолет не стал. Стрелять в такой ситуации можно только полицейским в американских боевиках. — Стой, сука!
Николаев и еще двое кинулись вдогонку. Вор обернулся, увидев приближающиеся фигуры оперов, и изо всех сил рванул вперед, где маячила перед ним свобода. Возможно, он смог бы убежать. Когда затылок ощущает спертый камерный воздух, а перед глазами прыгают решетки, ноги сами собой приобретают необычную силу и выносливость. Вор бежал, все больше набирая скорость, увеличивая отрыв и почти не касаясь подошвами асфальта. Свобода была близка. Требовалось только добежать до перекрестка, а там уже можно было затеряться в сквере.
Но вечер, действительно, был полон сюрпризов, и вместо свободы, за углом на перекрестке оказался участковый, который возвращался в отделение с ужина.
— Держи его! — крикнул Николаев, и так весело начавшийся марафон оборвался. Изменять направление движения было уже поздно, и вор попытался протаранить участкового собственной головой. Маневр не удался. Увернувшись, лейтенант выхватил дубинку и рубанул беглецу поперек спины.
— Что ж ты бегаешь? — спросил Николаев, останавливаясь и переводя дыхание. — Думаешь, других дел нет, как за тобой гоняться?
— Да пос…ть приспичило, думал, не дотерплю…
Истерзанный наркотиками организм не выдержал, и беглец осел на руках у оперов. В отделение его пришлось буквально нести, и встретившаяся по пути женщина с лицом потомственного торгового работника проводила их подозрительным взглядом и громко высказалась по поводу ментовского беспредела, когда на улице хватают и избивают дубинками совсем не пьяных и вообще невиновных.
Родное 14-е отделение помочь автотранспортом не могло — кончился бензин, и дежурный «УАЗик» простаивал под окнами, а наряд выбегал на заявки пешком. Николаев и Карев собрались вести Толю своим ходом, но помогли местные опера, обрадованные свалившейся на них двойной удачей.
— Спасибо, — сказал Николаев, прощаясь с привезшим их водителем.
— Не за что, коллега. Вы нам больше помогли. За то, что помогли Выдру «приземлить», я бы вас на руках сюда отнес… Будет еще что интересное — звони! Пока!
— Счастливо.
— Половина четвертого уже, — сказал Карев, когда Толю посадили в камеру. — Ты домой не собираешься?
— На чем? Не пешком же пойду… Да и с ним говорить надо, пока «горячий». Ты иди, я дальше один справлюсь.
— Да ладно, послушаю немного, с чего разговор начнется.
Уяснив, что из всего им совершенного двух оперов интересует нападение на пьяного мужчину возле ларьков, Толя решил не запираться и рассказал все, как было. Карев ушел, а Николаев придвинул к себе стопку чистых листов и начал записывать объяснение. Разламывалась от боли голова и слипались глаза, но он продолжал упрямо водить авторучкой, подробно описывая действия Толи во время грабежа и сразу после него.
— На, читай, — наконец опер бросил ручку и протянул собеседнику два исписанных листа. — Когда прочитаешь, внизу каждой страницы — подпись, а в конце всего текста напишешь: «С моих слов записано верно и мною прочитано»… Ну, да ты помнишь!
Толя кивнул и, взяв бумагу, начал усердно, шевеля губами и поднимая брови, читать написанное.
Зазвонил телефон. Николаев вздрогнул от неожиданности. Брать трубку не хотелось, но, помедлив, он ответил.
— Да.
— Ты еще здесь? — в голосе жены не было ничего, кроме усталости.
— Да, — затылок отозвался новой волной боли, а рука сама нашла на столе пачку сигарет.