Денис понял превратно:
— Ха-ха-ха, давно пора! А то я уже начал в тебе сомневаться.
— Мне нужно для дела.
— Ну, я понимаю!
— На несколько дней.
— Однако, силён! А какого скромника из себя строил! Конечно, дам ключи без базара! Когда пересечемся?
— На том же месте в половине одиннадцатого.
— Договорились. Я её знаю?
— Конечно. По телевизору её называют Линда Евангелиста.
— Перед Машкой не надо прикрыть?
— Сам прикроюсь.
Андрей повесил трубку. Ольга напряжённо улыбнулась:
— Спасибо за комплимент. Только Линда моложе меня.
— Это неважно. — Он вытащил папиросы, посмотрел на детский уголок и убрал пачку обратно.
— Курите, — разрешила хозяйка.
Акулов отрицательно покачал головой. Спросил:
— Где ребёнок? — он никак не мог вспомнить пол и потому говорил обезличенно.
— Дашка осталась ночевать у подруги.
Действительно, видно же за занавеской девчоночьи шмотки! Не пора ли перестать волноваться?
— Далеко?
— Через дорогу.
— Ты собралась на работу идти?
— Нет. Просто хотелось побыть одиночестве. И Дашке там весело. — Ольга чуть натянула накрученные на палец волосы. — С того дня… Как мы говорили… В общем, я больше там не работаю.
— А в поликлинике?
— Тогда же подала заявление. Лариса Валерьевна сказала, что устроит меня в частную клинику.
— Значит, жизнь стала налаживаться…
— Похоже на то. А почему… Почему вы так уверены, что мне надо прятаться?
Акулов посмотрел ей в глаза:
— Как правило, человека убивают не потому, что ему стали известны какие-то факты, а для того, чтобы помешать ему их рассказать. Если человек освобождается от опасного груза, то он становится, по большому счёту, неинтересным тому, кого информация компрометировала. У того возникают другие проблемы, куда более важные, нежели месть. Это Иосиф Виссарионович любил месть в виде хорошо остывшего блюда. А современные преступники более прагматичны. Ты уверена, что не знаешь чего-то такого, из-за чего за тобой могут охотиться? Если уверена, я уеду. Один.
Девушка отвела взгляд. Какое-то время продолжала сидеть, держа себя за волосы. Потом резко выпрямила правую ногу. Пожаловалась:
— Отсидела.
Андрей усмехнулся:
— У нас мало времени.
Она встала, подошла к шкафу. Андрей подумал, что ему надо бы выйти. Чуть промедлил, и подходящий момент был упущен. Нет, конечно, ничто ему не мешало деликатно откашляться и выскользнуть в коридор, но он остался сидеть.
Ольга отгородилась от него дверцами шкафа. Вернее, отгородилась одной, а на внутренней стороне второй висело большое, в полный рост, зеркало, оказавшееся обращённым прямо на Андрея.
Сняла футболку в два приёма. Наклонившись, выскользнула из штанишек. Лифчика не было, только белые трусики. Их она тоже сняла, заменила на новые. Постояла, оценивающе глядя на полки и вешалки. Она знала, что Андрей за ней наблюдает. Держалась так, будто никого, кроме неё, в комнате нет.
Акулов подумал, сколько у неё было клиентов. Например, Сазонов и Борисов. И как она, бесстрастно, раздевалась перед ними в бане. Просто делала свою работу. Ту, которая ей не нравилась, но к которой она привыкла относиться ответственно.
Андрей заговорил, и пришлось, действительно, прокашляться, но дело было вовсе не в деликатности. Просто горло перехватило. И голос неожиданно подсел.
— В тридцать восьмом году испанский резидент нашей разведки Орлов [13] бежал в США. Он не был предателем, просто в НКВД шли большие «чистки», он получил вызов в Москву и опасался, что там его собираются ликвидировать. Такие случаи бывали сплошь и рядом… Чтобы обезопасить себя и родных, он послал письмо Сталину, в котором угрожал рассекретить всю известную ему заграничную агентуру и все секретные операции, в которых участвовал, если его не оставят в покое. Ни его, ни его родственников не тронули. Он тоже молчал, и только спустя четырнадцать лет, когда он решил опубликовать книгу, американские власти узнали, что на их территории с довоенного времени нелегально проживает русский полковник. Даже когда разразился скандал и за него взялась контрразведка, он никого из наших реально не выдал. В семидесятые годы ему предлагали вернуться на родину, но он отказался…
— Слишком отдалённый пример, — сказала Ольга, застёгивая бюстгальтер.
— Есть и более близкие…
Собралась она быстро. Надела чёрные брюки и свитер с треугольным вырезом. Причесалась, слегка подкрасила губы. Побросала в спортивную сумку какие-то вещи, в полиэтиленовый пакет сложила детскую одежду. Хлопнула дверцами шкафа, как бы ставя последнюю точку в приготовлениях.
— Я готова.
Акулов поднялся.
Она смотрела на него с таким выражением, что возникали сомнения, её ли он видел несколько минут назад голой. Может, все просто привиделось?
— Пошли.
Улица встретила ледяным ветром. К машине шли, наклонив головы, морщась от хлещущей по лицу снежной крупы. Дверцу «восьмёрки» заело. Андрей долго возился с ключом, Ольга терпеливо ждала. Собственно, а что ей ещё оставалось?
— Показывай, куда ехать.
— Вон тот дом, первый подъезд. Квартира номер один.
— Всегда хотел посмотреть на людей, которые живут в квартире номер один. У меня таких знакомых никогда не было.
— Хорошие люди. Катька со мной раньше работала, потом замуж удачно выскочила. Теперь плюёт в потолок и дочку воспитывает.
Андрей подумал, что богатые люди редко живут на первом этаже. Значит, неведомая Екатерина вышла замуж не за денежный мешок. Ольга завидует её счастью. Наверное, это как-то, характеризует девушку, чередующую занятия педиатрией и проституцией.
— Чем её супруг занимается?
— Военный лётчик.
Да, логика не подвела. Андрей усмехнулся: бросив мать, больную сестру и любимую женщину, он занимается проблемами проститутки, которую видит второй раз в жизни, и при этом рассуждает о её душе.
— Здесь?
— Да, приехали.
Заходить в квартиру Акулов не стал. На лестнице дождался, когда жена лётчика откроет дверь и, незамеченный ею, вернулся в машину.
Сидел, курил «Беломор». Вспомнил, что повезёт в машине ребёнка, и вышел на улицу. Стоял, притопывая ногами, возле капота. Быстро замёрзли уши и нос, пришлось их растирать.