— А мы что — виноваты? Договаривались строго по времени. Думали, Ирка от него отделается. А он все не отлипает и не отлипает… Ну, прикинули, что для пущего эффекта даже не помешает, если он сдрейфит и удерет от страха. И обстановка позволяла: людей мало, тачек почти нет. Ну мы и… А он вместо этого под дуло встал! Всю комбинацию испохабил! Ирка тоже хороша: вскочила и давай его успокаивать! Не могла минут пять полежать спокойно. Труп, называется…
— Да, если б она его не остановила, он бы ваш джип вообще в металлолом превратил, — усмехнулся Елагин. — А тебя бы на больняк отправил. Классно вы смотрелись со стороны…
Быков не ответил. Он снова посмотрелся в зеркало и со злостью швырнул его на койку.
— Ни хрена себе, бескровная идейка… Сальвадор Дали, Сальвадор Дали!.. Чтоб я еще хоть раз на эти бредовые авантюры подписался… А где, кстати, сам художничек?
— Домой поехал, капитулировать. Типа, чистосердечное признание облегчает участь… Ему ведь, если разобраться, гораздо хуже твоего. Твоя-то тыква не слишком пострадала. Выражаясь языком медицины, кость не задета, так что до очередной свадьбы заживет… А вот нашему Пикассо его Ленка за разбитое стекло да за перепачканный салон точно черепок проломит. Если очень повезет, то наш общий друг отделается тяжкими телесными. Статья сто одиннадцатая.
— Не, на хрен! — Псевдокиллер поднялся с койки. — В жизни, конечно, всегда есть место подвигу, но лично у меня в этом месте больше не свербит. Теперь — ваша с Соломой очередь Ирку охранять.
* * *
Кленов перевернул газету несколько раз, словно проверяя — настоящая ли? С напечатанной на первой полосе утреннего выпуска «Юрьевского вестника» фотографии на него смотрела майор Голикова. Она была в форменной одежде, а сама фотография — в траурной рамке.
— «Погибла при исполнении»… «Память навсегда сохранится»… Ну и так далее… — Он поднял глаза на комбинаторов Репина и Быкова. — Да, заварили кашу! С такими подчиненными я даже и до инфаркта не дотяну. Либо сразу в гроб, либо на нары. Третьего не дано… Как такое вышло?!
— Текст и фотографию газетчикам заранее дали, они и напечатали, — хмуро пояснил Репин. — Ну не срослось…
— А что, сразу в редакцию позвонить и отбой дать ты не догадался?
— Да не до отбоя мне было, Николаич. Ленка как машину увидела — такое устроила… Скажи спасибо, что еще один некролог заказывать не пришлось.
В дверь постучали.
— Вызывали, Иван Николаевич? — просунулась в кабинет погибшая при исполнении.
— Заходи, — кивнул тот. — Ты только это… Спокойно, ладно?
Командир протянул подчиненной газету.
— Вот… Покойная, прости господи…
Увидев фото, Ирина возмутилась не по-детски:
— Вы что, со своим сюрреализмом совсем рехнулись?!
— Ир, это газетчики… — попробовал оправдаться Быков. — Мы предупредили, чтоб без отмашки не печатать, а они…
— Я не о том! Вы где такую страшную карточку откопали?! Я ж на ней — как лахудра новозеландская! Это разве прическа? Не могли у меня нормальную фотографию попросить?!
Репин, как истинный джентльмен, перевел стрелки на друга:
— Так мы… знаешь, как-то об этом не подумали. Лёха снимок в личном деле взял… Да какая разница?
— Для меня — большая! Весь город…
— Товарищ полковник, теперь из Промышленного РУВД звонят! — перебил ее раздавшийся из селектора голос дежурного. — Они тоже деньги собирают на похороны, спрашивают, куда привозить. Что отвечать-то?
— Надо брать, — шепнул практичный Быков, — пригодятся…
Командир страдальчески сморщился.
— Типун тебе… Отвечай, что пусть деньги пока у себя держат. Сообщим дополнительно… А меня нет! — Он отключил селектор. — И вот так уже с утра! Даже с телевидения звонили, материал хотят сделать… Анатолий, дуй прямо сейчас в редакцию! Пусть готовят опровержение.
— Может, подождем, а? Вдруг горцы клюнут?
— Поезжай, я сказал! Сыт по горло вашими оперативными комбинациями… Вон, с Лёхой вместе поезжай. Вдвоем там что-нибудь соврете. На свой вкус.
Братья по оружию поспешили из кабинета, пока Кленов не пригласил их в воспитательных целях на ринг.
— Ну так что? — посмотрел командир на Ирину. — Получается, с Малининым ошибочка вышла?
— Не факт… — улыбнулась та.
— В смысле?
— Вы ошиблись. А я — нет.
— И что ты ему сказала?
— Всё. Всю правду. За исключением того, чьи были картины. И что я — бывший контрснайпер.
— Погоди… — не понял командир. — Почему бывший?
— Так убили меня, Николаич… — Ирина кивнула на газету. — Погибла при исполнении служебных обязанностей. Теперь я — обычный инспектор по тылу.
Кленов встал и прошелся по кабинету. Затем снова сел напротив.
— Ир… Дело твое, конечно, но… Почему? Боишься?
— Нет. Просто надоело убивать людей.
— Понимаю… Знаешь, не люблю громких фраз, но… Если не будешь убивать ты, то кто-то будет убивать нас. И не только нас. Долг перед Родиной — не просто слова.
— Так. Но я ведь женщина, Иван Николаич! Вы все просто ко мне привыкли и перестали это замечать… А я — обычная русская баба, которой уже хорошо за тридцать. У которой перед Родиной есть и другой долг. Бабий… Есть еще вопросы?
Командир печально улыбнулся.
— Спасибо тебе, Ириш… Ты вот что… Поезжай сейчас домой. Отдохни, выспись. Ладно? Фарид тебя отвезет, и Сергей подежурит пока. А потом его Солома сменит.
Собровский автобус не спеша пылил по городу, словно вез экскурсионную группу. Сейчас торопиться было некуда. Голикова флегматично глядела в окно и лениво слушала разговор Елагина с Фаридом Моториным.
— Ну и что? — переспросил Сергей.
— А ничего… Три дня я его вылавливал, но заявление принять заставил.
— И ты думаешь, они найдут?
— Нет, конечно. Вещички эти давно уже пропиты. Но — дело принципа…
Елагин проводил взглядом хозяйственный магазин, где снова объявили тотальную распродажу плитки, потом вернулся к беседе:
— Не, у нас такого не водилось. Серебряков за подобные штучки шкуру бы спустил. И с самого виновного, и с начальника розыска. Наши артисты по-другому материалы мылили. Степа Владимиров вообще мастер был в этом деле. Ему даже кликуху дали — «Мастер-класс». Вот кто умел терпилу обработать! Приходит к нему как-то бабушка. У той мешок с капустой из подвала уперли. То ли бомжи, то ли соседи… Другой бы, может, послал в грубой форме. Но Степа — душа-человек. «Правильно, что к нам пришли, — говорит. — Мы как раз сейчас взяли одного деятеля с капустой. Он, правда, утверждает, что на рынке купил, но с вашей помощью мы его быстро к стенке припрем. Готовы опознать?» — «Как же я его опознаю, миленький? Я ж не видела, кто капусту крал…» — «Понятно, что не видели. Поэтому опознавать будете не вора, а капусту. Если опознаете, то скажете, что она ваша, и пойдет субчик на нары лет на пять. И что с того, что трое детей? Раз дети, так и воровать можно?!» Тут уж старушка сомневаться начала. Как, мол, капусту-то отличишь? Капуста — она капуста и есть. А вдруг ошибусь? Тогда — грех на душу… А Степа ей: «Без опознания, гражданочка, никак нельзя. Закон требует, чтоб все точно было. Ну, пошли капусту смотреть?» Короче, бабулька грех на душу брать не стала. Вот так и боремся с преступностью. А с другой стороны, и правда: как капусту опознать?