Воровато оглянувшись на дверь, Ромка прислушался. Лешка с Ариной все еще что-то двигали в соседней комнате. Тогда он быстро перелистал ряд страниц.
19 декабря.
Очевидно, я себя переоценила, ожидая моментального и сногсшибательного успеха. А теперь мечтаю лишь о сносном существовании, чтобы оно давало мне возможность работать. Хорошо, что в одну из галерей взяли сразу несколько моих картин. Кое-кто уже это считает огромным достижением…
Не успев дочитать, мальчишка вздрогнул, заметив рядом с собой внезапно возникшую тень.
— Ты чего крадешься, как приз-рак? — недовольно прошипел он.
— А ты что делаешь? — Лешка заглянула в тетрадь и возмутилась: — Рома, как тебе не стыдно! Нельзя читать чужие письма и дневники, разве ты не знаешь?
— Прекрасно знаю, — ответил Ромка, и, тем не менее, не положил тетрадь обратно, а, снова оглянувшись на дверь, откуда вслед за Лешкой могла появиться Арина, быстро нашел последнюю страницу.
Лешка хотела вырвать у него тетрадь, но вместо того перегнулась через его локоть, и любопытство взяло верх над ее принципами.
13 марта.
Снова поругались. Неужели она мне завидует? Порой кажется, что если б она набралась смелости и была уверена, что останется безнаказанной, то в какой-то момент с превеликим удовольствием убила бы меня. И за что? За то, что мне удается большее? Но я работаю как лошадь, сама подчас не зная, что мне позволяет держаться на плаву: неустанный труд или мои скромные способности. Мы с ней поистине как Моцарт и Сальери в пушкинской трактовке…
Скрипнула дверь, и Ромка быстро сунул тетрадь обратно в ящик стола. В комнату вошла Арина.
— Пора идти, — сказала она, укладывая картину в пакет.
Ромка двинулся за девушкой к выходу, но у порога преградил ей путь. Только что прочитанные строки не давали ему покоя,
— П-послушай, — заикаясь, сказал он, — а автокатастрофу, в которой пострадала твоя подруга, не могли подстроить ее враги?
— Какие враги у Сонечки? — удивилась Арина. — Если б ты был с ней знаком, то понял бы, какой она замечательный человек и что ее нельзя не любить или хотя бы не уважать. А в тот злополучный день она куда-то спешила и, сама того не ожидая, поймала на улице такси. Не частника, а самое настоящее, с шашечками. А потом на трассе столкнулись сразу несколько автомобилей, и ее такси влетело туда же. Кроме Сони, пострадали еще трое людей. А виноват в дорожной аварии мокрый асфальт, на котором занесло одну из машин.
— Но, наверное, она рада была, что Софья попала в эту катастрофу? — пробурчал Ромка.
Арина недоуменно сдвинула брови.
— Да кто — она! О чем ты?
— Ну, та, которая хотела, чтобы она умерла.
— Что за глупости? Кто мог желать Сонечкиной смерти? С чего ты вообще это взял?
Ромка посмотрел на письменный стол, затем на сестру, спрашивая ее взглядом, сознаваться ли ему в том, что он брал в руки чужой дневник или нет.
Лешка кивнула.
— Скажи.
— Ну, я это, совершенно случайно, когда вы были в той комнате, открыл вот этот ящик, потому что ключик из него сам торчал. Там она о ней и пишет.
— О ком 60 ней»? — подняла брови Арина.
— Ну, о какой-то своей знакомой, которая хочет ее убить.
Арина шагнула было к столу, но читать чужой дневник не решилась и остановилась как вкопанная.
— Ты что такое говоришь? Как убить? Там что, так и написано?
— Ну, почти так. Она пишет, что эта подруга ее бы убила в какой-то момент с превеликим удовольствием, если бы только набралась смелости и могла остаться безнаказанной.
Девушка облегченно вздохнула.
— Ох, я порой думаю, что тоже с удовольствием убила бы кое-кого, если бы набралась смелости. Да только от желания до его воплощения в жизнь огромная дистанция, вернее, особая грань, которую переходят лишь преступники-убийцы, а нормальные люди подавляют в себе гадкие мысли. Пойдем-ка отсюда.
Но Ромка поймал ее за руку.
— Ладно, допустим, что убить ее эта женщина не могла, но подменить картину — вполне. Такую-то грань перейти куда легче, ты не находишь?
Арина задумалась, а потом воскликнула.
— Но не могу же я сказать Сонечке, что вы читали ее дневник!
— И не говори, — охотно согласился с ней юный сыщик. — Узнай только, нет ли среди ее подруг таких, кто ей завидует. Из тех, кто был с ней в Америке.
— Ну что ж, послезавтра постараюсь расспросить ее об этом. Сегодня уже в больницу не попасть, а завтра я весь день занята на работе.
— Будем ждать. — Ромка, как истый джентльмен, взял у Арины пакет с картиной и понес его к машине.
— Послушай, — сказал он, ставя пакет на переднее сиденье и по привычке усаживаясь с сестрой на заднее, — может, ты картину эту у себя пока подержишь, от греха подальше? Днем раньше ты ее в галерею отнесешь, днем позже — какая разница?
— Пожалуй, ты прав. Я ее у папы оставлю, — пообещала девушка.
— Вот это правильно, — одобрила Лешка. — Банг защитит ее от любых грабителей.
Ромка попросил Арину высадить их у магазина рядом с домом.
— Прямо сейчас отдадим проявить и отпечатать фотопленку, — сказал он сестре, — а завтра предъявим фотографии картины с Арбата Павлу Петровичу и расспросим его о той тетке. Интересно, что он нам ответит?
На другой день брат с сестрой получили готовые фотографии и, как Ромка и планировал, отправились в галерею. Павел Петрович сидел за своим столом один, новой помощницы рядом с ним не было.
Поздоровавшись, Ромка протянул ему снимки. — Вы случайно не знаете, кто написал эту картину?
Внимательно рассмотрев фотографии, Богачев с равнодушным видом положил их на стол.
— Понятия не имею. А вот по стенду догадываюсь, что картина с Арбата, не так ли?
— Ага, — кивнул Ромка и, не отрывая глаз от лица Павла Петровича, задал ему следующий, заранее заготовленный вопрос:
— А кто такая Инна Николаевна?
— Чайку или кофейку? — нараспев спросила уборщица тетя Таня, заглянув в кабинет. Очевидно, она занималась не только уборкой, но за отсутствием в галерее секретаря выполняла некоторые его обязанности.
— Попозже, — ответил Павел Петрович.
— Попозже так попозже.
Кряхтя и тяжело дыша, тетя Таня поправила выбившиеся из-под платочка седые пряди, вынесла из подсобки ведро со шваброй и стала протирать и без того чистые полы.
— Так кто такая Инна Николаевна? — Ромка с трудом скрывал волнение.
— А откуда вы о ней знаете? — удивился хозяин галереи.