День ясный, солнечный, хороший, а мы все так нервничаем, что радоваться этому прекрасному дню нет сил.
И вот мы стоим, и педагоги, и вся приемная комиссия, и среди членов комиссии я вижу генерала, который проводил встречу с родителями…
Появляется Осетров Валентин Макарович. Он тоже взволнован. В руке у него бумага.
— Дорогие друзья!.. — говорит он, и его голос в полной тишине разносится звонко и далеко, слегка вибрируя. — Наступил день торжественный и радостный… и печальный. Да, печальный, потому что кому-то придется проститься с мечтой о нашем училище. Можете не верить, но я грущу вместе с этими ребятами, потому что все показали себя хорошо, и если кто не дотянул, то совсем чуть-чуть. К сожалению, правила есть правила. Я говорил, и повторю еще раз, что не все для этих ребят потеряно. Жизнь велика, она вся — впереди. И мы, как я не раз подчеркивал, окажем всяческую помощь не попавшим в училище. Они получат направления в любые, самые престижные учебные заведения, согласно их желанию и рекомендациям наших психологов и специалистов, которые их наблюдали. Кто хочет — в финансовый или гуманитарный лицей, кто хочет — в Суворовское или Нахимовское училище, или в любые спецшколы. По нашему направлению вас возьмут везде, это решено и согласовано. Причем в платных заведениях, даже самых дорогих, для вас забронированы бесплатные места. Это то, что мы смогли для вас сделать. Может, не так уж и мало, но вам, наверно, и это покажется недостаточно, по сравнению с той возможностью, которая сейчас от кого-то уплывет. Скажу честно, и нам это кажется недостаточным. Еще скажу, вы все мужественно сражались, и все достойны похвалы, и победители, и проигравшие. Итак…
Полковник поднимает бумагу, держит ее перед глазами, начинает зачитывать список:
1. Абраменко Петр
2. Астафьев Михаил
3. Боков Дмитрий
4. Вартанян Гурген
5. Вельяминов Олег
6. Валиков Александр
7. Гущин Михаил
8. Дегтярев Владимир
9. Егупкин Николай
10. Ипатьев Александр
11. Карсавин Андрей
12. Конев Алексей
13. Стасов Михаил
14. Саврасов Алексей
15. Сухарев Николай
16. Угланов Илья
17. Шлитцер Георгий
18. Юденич Александр
Наступает пауза, потом полковник говорит: — Поздравляю свежеиспеченных кадетов, еще раз сочувствую проигравшим.
Мы все поворачиваемся к Туркину. У него в глазах стоят слезы.
— Как же так… — бормочет он. — Как же так…
— Погоди! — говорит Жорик. — Сейчас мы спросим!
— Ты что? — пугается Генка. — Это ж нельзя!
— Еще как можно! — говорит Жорик. — Пошли! Ты был одним из лучших, достойным поступить! Мы выясним!
Он тащит Генку за рукав по направлению к полковнику. Мы спешим за ними. Мелькает потрясенное лицо Левки Капельникова — он тоже не прошел. Надо же!
К полковнику спешат и другие ребята, но Жорик опережает всех:
— Товарищ полковник, разрешите обратиться!
— Разрешаю, — говорит Осетр.
— Товарищ полковник, как же так? Мы были все вместе, и Генка был не хуже остальных…
— Ничего не могу поделать, — отвечает полковник. — Хотя должен сказать, что ты, Туркин, не дотянул совсем чуть-чуть. Оказался одним из тех, вокруг которых велись самые жаркие споры. И еще. Вон тот член приемной комиссии хочет с тобой побеседовать. Пожалуйста, подойди к нему… Да, слушаю, — поворачивается он к следующему парню. Это Смеянов подошел, тоже «пролетевший».
— Я… — он запинается. — Я все равно хочу сказать вам спасибо за этот месяц.
— Что ж, раз благодаришь, значит, месяц прошел не зря, — отвечает полковник.
А Жорик уже тащит совершенно ошалевшего Генку к члену комиссии, на которого указал Осетр.
— Добрый день, — говорит Жорик. — Вы хотели видеть Туркина?
— Да, я, — отвечает тот.
— Вот он! — Жорик выталкивает Генку вперед.
— Что ж, пойдем, побеседуем, Туркин… — говорит член комиссии.
О чем была беседа, мы узнаем часа через два, когда провожаем Генку. Генка позвонил отцу, и тот прикатил за ним на роскошном «Вольво».
— Он, оказывается, преподает в юридическом лицее, — рассказывает Генка. — И уже говорил обо мне с руководством лицея, просил обратить на меня особое внимание… Очень уговаривал к ним поступить. Говорит, у меня данные как раз адвоката, а не следователя или оперативника, это и все тесты показывают. Говорит, я талант. Что ж, может и поступлю. Адвокат — профессия хорошая… денежная! — он выдавливает улыбку, но его лицо остается грустным.
Машина отъезжает, и мы машем ей вслед, а потом, вчетвером, бредем назад.
— Вот они! — слышим мы голос полковника. — Можно сказать, самая удалая четверка мушкетеров!
Мы поднимаем головы. Полковник стоит с генералом, Борисом Андреевичем.
— Лучше бы мы остались пятеркой! — говорит Жорик.
Полковник разводит руками.
— Тут уж ничего не поделаешь!
А я говорю:
— Ну, если мы — мушкетеры, то вы, значит, капитан королевских мушкетеров, господин де Тревиль!
Генерал хохочет:
— Точно, де Тревиль!
И хлопает Осетра по плечу.
А Лешка Конев замечает:
— Интересно, а у вас есть это качество де Тревиля, о котором пишет Дюма, что, «не будучи интриганом, господин де Тревиль всегда умел вовремя разгадать интригу, направленную против него и встречной интригой ее обезвредить»?
— Во дает! — не выдерживает Илюха. — Что угодно по памяти шпарит!
Генерал и полковник переглядываются — то ли серьезно, то ли весело.
— Об этом вам лучше судить, Борис Андреевич, — говорит Осетров.
— Есть, есть в нем такое свойство! — похохатывает генерал. — Что ж, молодцы-удальцы, поздравляю вас! Небось, еще в себя не пришли? А ведь новая жизнь для вас начинается!
И действительно, мы только сейчас начинаем осознавать эту новую жизнь, которая уже началась. Как-то по-новому воспринимать начинаем этот подступающий ясный вечер, и шелест листьев вековых деревьев, и блеск озерца вдали…
Трудно представить, что мы все преодолели, но теперь…
Мы — кадеты!
КОНЕЦ.