Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул и направился к конюшням. Утро было ясным и тихим, что сулило приятное путешествие.
Появилась Джесси, на ней было светло-серое платье, что он купил ей накануне, шаль плотно укрывала грудь. Волосы были аккуратно убраны, а лицо выглядело чистым и свежим. Она казалась немного бледной — видимо, долгое заточение и недостаток свежего воздуха не принесли ей пользы.
Отчего это вызывало у него чувство вины и желание заботиться о ней? И почему ему гораздо больше нравилось, когда она была строптива, неуправляема, чувственна, когда ее щеки горели румянцем, а волосы струились по обнаженной груди?
Виной тому была страсть.
Это, несомненно, свело бы с ума любого мужчину. Никогда еще Грегор не испытывал ничего подобного. Он задумался, потирая лоб, и на мгновение даже засомневался в своем здравомыслии. Одиннадцать долгих лет он целенаправленно, не жалея сил, зарабатывал деньги, чтобы однажды вернуться и стать независимым человеком, человеком, способным купить землю и сполна отомстить за своего отца. Конечно, у Грегора были женщины повсюду, но он никогда не получал такого удовольствия от… от чего? Что это было? Что-то помимо влечения, какая-то искренняя душевная связь. Быть может, что-то сродни дружбе?
Чем ближе Джесси подходила, тем явственнее Грегор видел тревогу в ее взгляде, устремленном на двух лошадей, которых он подготовил. Отогнав запутанные мысли об их отношениях, он вдруг вспомнил, как она вела себя в первый день, когда ему пришлось усадить ее на лошадь позади себя. Она отчаянно вцепилась в него и не ослабляла хватки в течение всего путешествия. Тогда он не обратил на это внимания и решил, что она испытывает на нем свои женские чары. Теперь же он не был в этом так уверен.
Вспоминая, как она вела себя, когда он пытался ее соблазнить, он поклялся быть с ней осторожным. Их последний разговор был достаточно противоречив и печален, и он не был уверен, что готов сейчас к новым откровениям, ведь по прибытии в Крейгдафф ему необходимо находиться в трезвом уме.
Он кивнул, указывая на лошадей:
— Мы станем двигаться гораздо быстрее, если каждый будет на своей лошади.
Она нервно сжала руки, затем уронила их и снова заломила, борясь с собой, и все же нашла в себе силы кивнуть ему в ответ. Затем Джесси подняла на него глаза и тут же отвела взгляд, потерянный, мечущийся, словно в поисках чудесного спасения. Эта манера показалась ему знакомой. Что-то было не так, но что? Она боится лошадей? Не хочет садиться верхом?
Помощник конюха задержался, чтобы помочь.
— Эта для меня? — Она указала на меньшую из двух, гнедую кобылу.
Грегор кивнул. Лошадь повернулась в ее сторону, втягивая ноздрями воздух и запах подошедшей к ней Джесси. Она погладила ее морду:
— Здравствуй, моя красавица.
Затем, гораздо тише, она произнесла что-то, как ему показалось, на языке пиктов [3] .
Грегор был заинтригован и замер в ожидании. Он уже слышал, как она говорила что-то на гэльском наречии, очевидно, она знала и еще более древний язык пиктов. Один из его матросов, Джейкоб Карр, перебрав рома, переходил на этот язык и объяснял, что эта странная привычка передается в их семье из поколения в поколение. То, что Джесси шептала лошади, очень напоминало по звучанию тот язык.
Лошадь нюхала ее ладонь, осторожно прикасаясь мягкими губами.
— Какое чудесное утро. Вы только посмотрите вокруг! — Она указала на холмы. Он посмотрел в том направлении и провел взглядом от хлева на краю этих владений до пушистых холмов у самого горизонта, но так и не увидел ничего, что было бы столь великолепно, как описала Джесси.
Когда он снова посмотрел на нее, она по-прежнему занималась своей кобылой. Лошадь покорно опустила голову, а Джесси стояла, прислонясь лбом к гриве. Глаза ее были закрыты. Грегор завороженно смотрел, как шевелятся ее губы, словно читая безмолвную молитву. Когда она открыла глаза, ему показалось, что в них больше жизни и сияния, чем когда-либо, они были необыкновенно яркими и словно отражали голубое небо.
Но стоило ему заметить это, как все исчезло.
Впервые в его воспоминании вдруг вспыхнули ночь их первой встречи и те безумные обвинения, что сыпались в ее адрес, пока они ждали прибытия бальи. Кто-то выкрикнул, что у нее был странный взгляд.
Какое-то беспокойство закралось в его душу, пока он наблюдал за ней, и Грегор вдруг всерьез задумался о том, что говорили о ней в ту ночь в Данди. Теперь и он знал о том, что случилось с ее матерью. Он потер подбородок ладонью и попытался вернуть себя к реальности. Опять его мысли были заняты совсем не тем, чем нужно.
Джесси улыбалась ему, и взгляд ее был открытым и радостным, что помогло ему отмести все эти обвинения, неожиданно всплывшие в его памяти.
— Ну как, лошадь приняла твои одобрительные слова?
— Она прекрасное создание. Я уверена, мы поладим. — С этими словами она с помощью конюха забралась в седло.
Грегор заметил, что она села верхом, что было не характерно для женщин, но ничего не сказал. Обнаружив его удивление, она пожала плечами:
— Мне так удобнее.
И снова у Грегора промелькнуло ощущение, что никогда прежде Джесси не ездила верхом, но теперь, когда она уже была в седле и они готовы были отправиться в путь, он не стал с ней спорить. Сейчас между ними царило согласие, и он хотел лишь, не нарушая его, отправиться наконец в дорогу.
Оседлав свою лошадь, он натянул поводья.
Позади Джесси бормотала что-то ободряющее, как вдруг послышался шлепок. Уже через мгновение ее лошадь галопом промчалась мимо него. Обгоняя его, она радостно смеялась и, одной рукой держась за луку седла, второй гладила гриву животного. Она неслась на огромной, опасной скорости и при этом, похоже, даже не держалась за поводья. Как ей удавалось так управлять лошадью?
Его переполняли многочисленные вопросы. Он помчался за ней, уверенный в ее намерении произвести на него впечатление, изображая, что умело держится в седле, а на самом деле рискуя вот-вот упасть и что-нибудь себе повредить. Однако очень скоро Грегор увидел, что ее очаровательная попка все еще в седле. Он искренне не мог понять, каким образом ей удалось удержаться.
Грегор пустил свою лошадь галопом, чтобы догнать Джесси и указывать ей дорогу. Он не планировал преодолеть этот путь в таком темпе, но если это устраивало его спутницу, то было ему только на руку.
— Грегор, это потрясающе! — прокричала она с нескрываемым восхищением, оглядывая прекрасные пейзажи Файфа.
— О да. — Он вдруг испытал необъяснимое чувство гордости, несмотря на то что не имел пока никаких прав на землю, которой она восхищалась.
Однако когда они приблизились к Белфур-Холл, замку Айвора Уоллеса, настроение Грегора заметно ухудшилось. Один только вид крыш его особняка пронзил его безудержным желанием ворваться внутрь и нанести сокрушающий удар злейшему врагу, стереть его в порошок. Он думал, что подобные порывы остались далеко в прошлом и что теперь он будет спокойнее, зная, что есть гораздо более действенный способ расплатиться с ним.