Войдя в комнату, он даже не остановился, чтобы закрыть дверь. Это сделала Джесси. Затем она взяла полотенце и воду и стала обмывать кисти его рук. Он не остановил ее и даже не поморщился, пока она протирала кровоточащие пальцы. Напротив, он вытянулся в кресле. Дрожащими руками она принесла ему бутылку портвейна, но он отказался, помотав головой.
— Прости меня, Грегор. Я виновата. Все рухнуло, потому что Форбс Уоллес узнал меня. Но я знаю кое-что, о чем непременно должна рассказать тебе.
— Все изменилось. — Он взглянул на нее, и выражение его лица смягчилось. — Отдыхай, — нежно добавил он. — Тебе это необходимо. С рассветом ты должна будешь отправиться в путь. Тебе нужно уехать из Файфа — молва о тебе распространится очень быстро. Ты ведь слышала, что сказал Форбс Уоллес. Он сообщит бальи.
Джесси не могла оторвать глаз от Грегора, не в состоянии сказать хоть что-то. От его слов по коже пробежали мурашки. Она покачала головой.
Он поднялся, подошел к своему саквояжу, достал обещанные ей деньги и положил на стол. Едва она открыла рот, чтобы что-то сказать, он поднял руку, остановив ее, а затем указал на кровать.
— Мне нужно обдумать все, что произошло, — пояснил он.
Несмотря на то что он прервал ее на полуслове, Джесси сделала так, как он велел.
Грегор не спал. Она с тоской наблюдала за ним со своей постели. Через некоторое время он поднялся с кресла и подошел к окну, сквозь которое стал вглядываться в глубокую ночную темноту. Было больно видеть его таким, непривычно смиренным, отдавшимся воле обстоятельств, тем более что она чувствовала себя виноватой в том, что ему пришлось разоблачить себя в Белфур-Холл.
В конце концов, она задремала, утомленная злосчастными событиями уходящей ночи. Когда она проснулась, Грегор по-прежнему сидел в кресле. Уже показались первые лучи восходящего солнца. Мучительная боль щемила грудь Джесси.
Она поднялась, подошла к нему и упала на колени возле кресла. Одной рукой взяв его руку, другую положив на колено, она заговорила, стараясь задеть струны его души:
— Грегор, пожалуйста, не думай обо мне дурно. Я знаю, тебе от меня теперь мало пользы, но у тебя все еще есть возможность добиться успеха, следуя своему плану.
Он согрел ее своей улыбкой.
— Все получится, — добавила она, — я уверена в этом.
Он машинально провел ладонью по ее волосам и через мгновение негромко и нежно рассмеялся. Джесси, наконец, почувствовала облегчение и стала гладить ладонью его колено.
— Ты веришь в добро, Джесси. Ты так сильна духом, что сможешь достичь всего, что только предложит тебе судьба. Думаю, именно это привлекло меня в тебе. Вера, надежда и умение радоваться этой непростой жизни.
Но Джесси отнюдь не хотела говорить о себе. Ей казалось, она делалась ближе ему, и она не собиралась сдаваться.
— Ты тоже веришь в определенные добродетели. Например, в справедливость.
Он усмехнулся:
— О нет, я во многом заблуждался, был настоящим дураком.
— Ты ошибаешься. Вчера я выяснила кое-какие подробности, которые могут быть тебе очень полезны.
В глазах Грегора снова промелькнула ирония.
— Еще не все потеряно, — торопливо добавила она, удивляясь тому, что, лишь взглянув на нее, он отводил глаза. — Айвор Уоллес говорил со мной. Он был как в тумане. Он упоминал одно имя, и оно показалось мне знакомым. Грегор, он был без памяти влюблен в твою мать. Вот почему он так ненавидел твоего отца. Это была не просто алчность, причина в его душевных страданиях.
— Да, так и было. — Джесси заметила, что улыбка Грегора была печальной, а глаза блестели влагой. Он взял ее руку и, покрывая поцелуями кончики пальцев, нежно прошептал: — Милая Джесси, Уоллесом руководила жажда мести, а это тоже не самое достойное оправдание.
— Вам не стало легче от осознания того, что он сейчас лишь старик, чье существование полно разочарований и сожалений, человек, живущий воспоминаниями о женщине, на которой должен был жениться, но так и не сделал этого?
Грегор откинул голову на спинку кресла и на мгновение закрыл лицо руками.
— Да, уже это само по себе является неплохим наказанием. Ты права.
Джесси была в смятении.
— Пожалуйста, не сердись на меня.
Он снова целовал ее пальцы.
— Джесси, я нисколько не сержусь на тебя.
Однако ее это не убедило, и она настойчиво продолжала расспрашивать:
— Тогда скажи, что так беспокоит тебя? То, что я все испортила?
— Ты все сделала правильно. — Несколько долгих секунд он смотрел на нее, не отрывая взора. — Прошлой ночью я узнал о себе нечто неприятное. Узнал, что яблоки действительно падают недалеко от яблони. — Он потер ладонью глаза. — Одиннадцать долгих лет я жаждал возмездия. Мне с самого детства говорили, что месть — это плохо, и тем не менее я позволил ей управлять мной. Оказалось, что это у меня в крови.
Их взгляды встретились, но он, казалось, смотрел сквозь нее.
— И твои слова — лишнее тому подтверждение. Как выясняется, я стремился отомстить собственному отцу.
Джесси задумалась и вдруг осознала, о чем он говорил.
— О Грегор! — Теперь она все понимала. Она порывисто прильнула к нему и прижалась щекой к бедру. — Какое это, должно быть, потрясение!
Он гладил ее по голове, и на мгновение она закрыла глаза и наслаждалась глубокой безмолвной связью между ними. Это было поистине время открытий, но они должны были пережить его, чтобы достичь взаимопонимания, которое, несомненно, стоило, чтобы за него бороться.
— Все, ради чего я работал, — негромко продолжал Грегор, — все, что было смыслом моей жизни последние одиннадцать лет, — все это не имеет теперь никакого значения.
Она подняла голову.
— Нет, это не так. Ведь ты выяснил правду, и только это сейчас имеет значение.
— Возможно. — В глазах его было страдание. — Я ненавижу себя за то, что я такой же, как он.
Она тихо засмеялась:
— Ты не такой, как он. Уж в этом я абсолютно уверена.
Ее улыбка и нежный смех оказали на него волшебное, целительное действие, хотя она и не думала прибегать к магии. Выражение боли в его глазах смягчилось.
— Вчера мне стало жаль его, — призналась Джесси. — Всего на секунду. Ты совсем не такой, как Айвор Уоллес, но тебе необходимо было узнать правду, чтобы понять, что случилось с человеком, который вырастил и воспитал тебя.
Грегор сжал ее руку. Казалось, он стал податливее, мягче и терпимее, и она была рада этим изменениям.
— Я думал, что остался совсем один, но вот я обнаружил, что у меня есть семья, хотя такой семьи, признаться, не пожелал бы и врагу.
Джесси было больно слышать это. У нее не было никого, но втайне она мечтала о любимых и близких людях, которые стали бы ей родными.