— Дело крайне опасное. Я считаю, тебе следует знать как можно меньше. Тогда, если нас… Если нас поймают, ты честно скажешь, что понятия не имела, какие цели я преследовал.
— Нет! — Я тряхнула головой. — Мне и так все время врут или говорят полуправду. Надоело! Ты вчера сказал, что мне пора изучать «семейное дело». Ради тебя и ради Совета я отказалась от Ар… От многого отказалась! Давай рассказывай, что происходит.
Настала папина очередь удивляться. Я подумала даже, сейчас он все отменит, но тут он кивнул и сказал:
— Справедливо. Я говорил тебе, что Совет пытался вызвать демона за сотни лет до того, как Вирджиния отыскала гримуар. После истории с Алисой Совет решил, что книга слишком опасна, и запечатал ее в этом шкафу. С тех пор никто не мог провести ритуал призывания демона. Однако…
— Дейзи и Ник, — прошептала я.
— Именно.
— И что? Думаешь, кто-то добрался до гримуара и с его помощью превратил Ника и Дейзи в демонов?
Папа провел рукой по волосам, и я вдруг заметила, что пальцы у него дрожат.
— Нет, шкаф открыть чрезвычайно трудно. Я всего лишь хочу своими глазами прочесть, что требуется для проведения ритуала. Если узнать, что именно с ними сделали, возможно, я смогу понять, кто это сделал и почему.
Объяснения звучали вполне разумно, и все-таки, честно говоря, мне было страшно до чертиков. Связываться с книгой, в которой записаны самые жуткие заклинания в целом мире, — что хорошего?
Правда, папе я этого не сказала. Спросила только:
— Ну, и как мы ее достанем, если шкаф открыть «чрезвычайно трудно»?
Папа коснулся края полки.
— В общих чертах — при помощи грубой силы. Обычно шкаф открывают все двенадцать членов Совета.
— Ага, а нас тут двое, и только один из нас состоит в Совете…
Папа прервал меня, покачав головой.
— Формально мы оба состоим в Совете. Ты — прямая наследница главы Совета, и следовательно, априори…
— Пап, не надо с утра пораньше употреблять такие выражения, как «априори»! И пусть я даже состою в Совете, все равно еще десяти человек не хватает.
— Да, но тут как раз наступает черед грубой силы. Если мы с тобой объединим свою кровь и магические способности, витрина должна открыться.
— Кровь? — переспросила я дрожащим голосом.
Папа с выражением мрачной решимости выхватил из-под полы пиджака серебряный кинжальчик.
— Как я уже говорил, магия крови — очень древняя и могущественная. Давай руку. Времени мало.
Небо за окном было уже не серо-стальным, а золотистым. Я понимала, что в доме скоро все проснутся.
Еще я понимала, что мне очень, ну просто очень не хочется давать папе руку.
— Ты поэтому занимался со мной вчера, да? — спросила я чуть слышно. — Чтобы я сегодня могла тебе помочь и не разнесла при этом библиотеку на мелкие кусочки?
В папином лице что-то мелькнуло — надеюсь, что угрызения совести.
— Не только поэтому, — сказал он.
— Ладно, но не забудь, пожалуйста, что я вчера все-таки побила немало зеркал. Может, подождем, а я пока еще потренируюсь?
Папа качнул головой.
— Вчера под вечер «Око» совершило нападение на «Жеводан».
Я с некоторым трудом вспомнила, что так называется элитарная французская школа для оборотней.
— Время для нас — непозволительная роскошь, — сказал папа и быстрым движением полоснул себя кинжалом по левой ладони.
Я ахнула, а папа положил окровавленную руку на стеклянный куб, в который был заключен гримуар. Кровь текла на вырезанные в стекле руны, постепенно их заполняя, и руны начали светиться золотистым светом. Книга едва заметно задрожала.
Я ждала, пока включится моя новая способность предвидения и скажет, как ужасна папина идея, но ничего такого не происходило. Меня, конечно, слегка подташнивало, но это, я думаю, от вида крови, а не от какого-нибудь зловещего предчувствия.
— Софи, — сказал папа, занеся кинжал. — Прошу тебя.
Не дав себе времени как следует подумать, я подставила руку — ту, где уже красовались шрамы от демонического стекла. Ощутила резкую боль, которая быстро прошла. Совсем не так страшно, как я себе представляла.
Следуя папиному примеру, я положила руку на стеклянный ящик и заранее поморщилась, вспоминая, как в прошлый раз обожглась, но сейчас никакого жара не почувствовала. Зато хорошо чувствовались охранные чары, и моя магия тут же откликнулась.
— Что дальше? — спросила я шепотом.
Не было сил отвести взгляд от струйки моей собственной крови, стекающей в резные желобки рун. Золотистый свет стал еще ярче.
— То же, что мы делали вчера, — тихо и ровно ответил папа. — Сосредоточься на воспоминании, связанном с человеческими эмоциями.
Мне вдруг представилось, как Арчер сидит на подоконнике в полуразрушенной мельнице. Нахлынула тоска, и сразу же с ближайшей полки слетело штук десять книг. Сила магии вывернула их переплеты наизнанку и расшвыряла листы по комнате.
— Что-нибудь другое! — прошипел папа, глядя на меня со страхом.
— Прости, пожалуйста… — выдавила я, мотая головой, как будто из нее можно было вытрясти образ Арчера.
Думай о чем-нибудь мирном, приятном! Например, о маме. Как она повела меня, восьмилетнюю, в парк аттракционов и позволила кататься на колесе обозрения, пока не надоест. Мы смеялись, а вокруг мигали разноцветные огни и пахло свежими пончиками.
Постепенно мой пульс пришел в норму, и магия свернулась клубком, смирная и послушная.
Папа перевел дух.
— Уже лучше! А теперь сосредоточься, направь свои мысли на витрину и прикажи ей открыться.
Сделав несколько глубоких вдохов, я в точности выполнила папины указания. Руки начали мерзнуть. Появилось неприятное ощущение, словно витрина каким-то непонятным образом пьет мою кровь. От этой мысли разом ослабели коленки, я заморгала, стараясь отогнать наползающий серый туман. Черт возьми, мне случалось телепортироваться, создавать предметы из пустоты, по воздуху летать, и то ничего! Нет уж, я не свалюсь в обморок, открывая дурацкий стеклянный ящик.
И все-таки раньше я ничего подобного не испытывала, даже когда творила самые сложные заклинания. Сейчас магия не поднималась волной, а словно бы сочилась тонкой струйкой. Я обливалась потом, а зубы стучали, как в ознобе.
Пальцы совсем занемели, и вся рука казалась ужасно бледной, но я упорно прижимала ее к стеклу. По-прежнему ничего не происходило, только светились наполненные кровью руны.
Папа, кажется, чувствовал себя чуточку лучше.
— Дело не только в витрине, — проговорил он хрипло, когда его рука едва не соскользнула с окровавленного стекла. — Книга тоже сопротивляется.