— Я умираю, — заплетающимся языком пролепетала я.
— Ты умираешь, но умираешь во мне, — последовал ответ. — Умираешь во мне снова и снова. А это означает, ты будешь жить вечно. Ты хочешь жить вечно?
— Да, любовь моя. Я хочу вечно быть с тобой.
— И ты больше никогда не покинешь меня? Больше не заставишь меня томиться в ожидании твоего нового земного воплощения? Мне больше не придется напоминать тебе, кто ты?
— Нет, любовь моя. Отныне я принадлежу тебе всецело.
— Мы с тобой муж и жена, Мина. Все остальное не имеет значения.
Внезапно я почувствовала, что сознание мое раздвоилось. Все вокруг заволокла темнота, показавшаяся мне темнотой небытия. Потом яркая вспышка развеяла эту темноту, и я увидела, как дух мой парит над моим собственным телом, обнаженным телом, распростертым на куче опавших листьев. Я видела, как бесчисленные струйки крови стекают по белоснежной коже, и не испытывала при этом ни ужаса, ни сожаления.
На следующее утро меня разбудило воркование голубей, устроившихся на окне гостиницы. Как видно, внизу топился камин, поскольку ноздри мои щекотал легкий запах дыма. Сквозь кружевные занавески пробивался солнечный свет, на стенах играли веселые блики. С замиранием сердца я повернула голову, ожидая увидеть рядом не мужа, а своего таинственного любовника. Но рядом лежал Джонатан. В ореховых его глазах метнулось недоумение, словно он тоже ожидал увидеть вместо меня кого-то другого.
Боясь встретиться взглядами, мы оделись, собрали свои пожитки и пешком пошли на станцию. Еще вчера Джонатан в ответ на мое предложение провести несколько дней в гостинице, где он мог бы восстановить силы, заявил, что хочет незамедлительно вернуться в Лондон.
Стоило нам выйти на улицу, настроение его заметно улучшилось. На бледных щеках заиграл румянец, в походке появились уверенность и сила, два дорожных саквояжа, свой и мой, он нес так легко, словно они ничего не весили. Со мной Джонатан был чрезвычайно любезен, предупредительно открывал передо мной двери, поддерживал под локоть, помогая войти в поезд. Возможно, оказывая мне все эти знаки внимания, он хотел заслужить прощение за свою неверность.
Что до меня, я все еще находилась во власти удивительного сна, приснившегося мне минувшей ночью. Я пыталась вырваться из плена сладостных воспоминаний, но они прочно овладели моей памятью и казались мне реальнее всякой яви. Представляя упоительные картины недавнего свидания, я невольно заливалась румянцем, так, что мне приходилось отворачиваться от моего мужа.
Холмы, меж которых катился наш поезд, были сплошь покрыты правильными квадратами фруктовых садов, виноградников и кукурузных полей. Холмы перемежались лесистыми участками, где деревья стояли, печально опустив ветви, подобно жрецам-друидам в одеяниях с длинными рукавами.
Джонатан указал мне на дорогу, извивавшуюся между холмов и долин.
— Представь себе, Мина, эту дорогу построили древние римляне! — сказал он. — Поразительно, как много цивилизаций сменилось на этих землях — кельтская, римская, норманнская, монгольская, галльская. Кто знает, какой народ придет сюда в будущем?
Он улыбнулся мне, но я отвернулась, не ответив на его улыбку. Мысль о том, что уроки по истории страны Джонатану преподали его австрийские любовницы, кольнула меня в сердце. Быть может, странный мой сон был спровоцирован его шокирующими признаниями, спрашивала я себя.
— Знаешь, с души моей свалится большая тяжесть, если мы сумеем посмотреть друг другу в глаза, — донесся до меня голос Джонатана. Он взял меня за подбородок и заставил повернуть голову. — Я хочу, чтобы ты знала, Мина, — я тебя люблю, — произнес он дрогнувшим голосом. — И какие бы отвратительные проступки я ни совершил, моя любовь к тебе не стала меньше. Я виноват перед тобой, очень виноват, но прошу, дай мне шанс искупить свою вину, и я стану самым верным и заботливым мужем на свете. Жизнь мужчины полна искушений, Мина. Именно поэтому каждому из нас необходима любовь достойной женщины. Тому, кто лишен этого дара, грозит гибель в пучине разврата.
Я молча отвернулась и уставилась в окно, за которым тянулась ровная линия холмов. Люди способны на самые возвышенные чувства, думала я, но их поведение, как правило, этим чувствам далеко не соответствует. Быть может, удел любой супружеской пары — бесконечная чреда взаимных предательств?
На память мне пришла Люси, и я мысленно понадеялась, что у нее хватило рассудительности не признаваться в своих прегрешениях Артуру. Судя по всему, моя подруга пала жертвой той же самой неистовой страсти, что довела до умопомрачения Джонатана, заставив его в беспамятстве бродить по полям и лесам. Неужели именно это безумие люди называют любовью?
А я, разве я не безумна? Некий таинственный незнакомец явился ко мне в мою первую брачную ночь, и я с готовностью отдалась ему, наслаждаясь его дикими и противоестественными ласками. И теперь, пробудившись ото сна, я вновь и вновь переживаю наяву его пленительные мгновения.
Мистер Дарвин доказал, что все мы, и мужчины и женщины, являемся потомками диких животных. Поэтому женщины, которые в глазах мужчин являются хранительницами высоких моральных норм, столь же часто оказываются во власти низменных инстинктов, как и представители сильной половины человечества. Если верить Джонатану, некие искушенные развратницы соблазнили его, пустив в ход все ухищрения, которыми наградила их природа.
Да, женщины нередко пускают в ход свое умение соблазнять. Этого не происходило бы, будь они спустившимися на землю ангелами. Нет, так же как и мужчины, они ведут свое происхождение от диких зверей. Однако же, в отличие от мужчин, они вынуждены держать в узде свои природные инстинкты.
Если бы все женщины давали себе волю так, как сделала я во сне, что стало бы с человеческим обществом? Миром завладел бы хаос. А я хочу, чтобы в мире царил порядок. Законные браки между мужчинами и женщинами, такие браки, как наш, призваны хранить порядок, благословенный порядок, противостоящий хаосу разнузданных инстинктов.
— Джонатан, ты должен дать мне время, — не поворачиваясь, проронила я. — Надеюсь, что рано или поздно сумею тебя простить. В конце концов, ты мой муж.
Время. А что такое время? Время — это река, воды которой способны течь вспять, эхом прозвучало у меня в голове. Но разве подобное возможно?
Джонатан взял меня за руку.
— Я не смел и надеяться на такой великодушный ответ, Мина. Мне тоже нужно время для того, чтобы стать достойным тебя. Для того, чтобы вернуть утраченную чистоту.
Мы должны помочь друг другу вернуть чистоту, хотела сказать я, но промолчала, понимая, что эта фраза повлечет за собой множество тягостных объяснений.
«6 сентября 1890.
Дорогая Мина!
Как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас была здесь, рядом со мной. Полагаю, тебе приятно будет узнать, что в последние недели твой рассудительный голос без конца звучит у меня в ушах. В отличие от тебя, я не была примерной ученицей мисс Хэдли и постоянно пренебрегала как ее мудрыми наставлениями, так и твоими добрыми советами, о моя благоразумная подруга. Теперь мне остается лишь сожалеть о собственном легкомыслии. Но, к счастью, судьба настолько милосердна ко мне, что посылает возможность исправить совершенное зло.