Клеопатра | Страница: 9

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Мне, как и Гесиоду, не дают покоя эти волшебные повелительницы. Особенно Эвтерпа. Богиня флейты преследует меня повсюду, даже во сне, увлекая меня в чудесный мир музыки. Она безжалостна и неутомима. Я — раб ее.

Тяжко вздохнув, Авлет склонил голову и уронил руки на колени. Темные кудри закрыли его лицо. Он отвел их рукой и промолвил:

— Вторая госпожа моей души — Терпсихора. Я люблю танцевать. По рождению я царь, а по призванию — артист. Меня тянет в разные стороны, страсти разрывают меня.

Римлянин слыхал, что царь Авлет немного не в себе, что иногда он неожиданно пускается в пляс или начинает петь, но и подумать не мог, что этот спектакль случится прямо на его глазах.

— Ты бы хотел, чтобы я сыграл на флейте? — промурлыкал Авлет, словно предлагая гостю не послушать его игру, а возлечь с юной девственницей.

— Да, отец! — захлопала в ладошки Клеопатра. — Пожалуйста, сыграй нам!

— Тебе пора на учебу, Клеопатра, — вмешалась Теа. — Мелеагр будет ждать тебя.

Царица бросила томный взгляд на посла и, раздвинув сочные алые губы, сверкнула великолепной улыбкой.

— Наш государь — великий музыкант, — промолвила Теа.

Авлет зарделся от ее похвалы. «Нет, — подумала Клеопатра, — она похвалила не мужа, а царя! И одновременно отвлекла внимание римлянина на себя. Она не в силах смотреть на мое счастье, а у меня нет власти просто выгнать ее из зала».

— Ты так добра, любовь моя, — проворковал Авлет и скромно добавил: — Моя семья потворствует моим капризам.

Они уже не раз разыгрывали этот спектакль перед гостями дворца.

— Разве Клеопатра не должна отправиться к своей сестре и Мелеагру? — осведомилась Теа у Хармионы. — Сегодня дети слишком долго находились в главном зале.

Не успела Хармиона проронить и слова, как вмешалась Клеопатра:

— Госпожа, разве я не получу здесь более важный урок? Наш гость — друг и доверенный человек великого римского полководца.

— Девочка права, — улыбнулся царь. — Мелеагр возносит гимны мертвому прошлому. А наш гость — живой свидетель настоящего.

«Победа, — подумала царевна. — Пусть маленькая, но победа».

Один из рабов принес флейту Авлета. Он держал эбонитовую трубочку с инкрустацией из слоновой кости и золочеными клавишами, словно священную реликвию.

— Жестокая госпожа, — воззвал Авлет к своей музе, — божественная и прихотливая Грация, осени меня своим даром, дабы я мог потешить Диониса своей игрой.

Царь прижал руку к груди и закрыл глаза. А потом начал описывать явившееся ему видение.

— Ах, вот она, витает перед моим взором и завлекает в волшебный мир. И в каждое мгновение может покинуть меня. Непостоянная возлюбленная! Останься, госпожа моя! Не улетай. Побудь со мной еще немного, чтобы я мог воздать хвалу Дионису и развлечь моего гостя.

Набрав в грудь побольше воздуха, Авлет извлек из флейты первый звук проникновенной мелодии, моля богов даровать ему свое расположение.

Выводя высокие ноты, царь закрывал глаза, трепеща ресницами, и сжимался в кресле. И расслаблялся, выпячивая огромный живот, когда заставлял флейту петь низким голосом.

Клеопатра мечтательно покачивалась в такт музыке. В эти минуты она любила отца еще сильнее обычного. Сердце девочки переполняла благодарность за все, что он сделал для нее.

ГЛАВА 3

Пение флейты растекалось по дворцу, поднимаясь все выше. Слуги — египтяне, ливийцы, эфиопы и нубийцы — забывали о делах и замирали, вслушиваясь в волшебные звуки. А в комнате, расположенной в конце коридора, бесновалась царевна Береника и молча злился ее евнух-наставник.

Его, хранителя традиций Птолемеев, выставили из зала, как щенка! Мелеагр предпочитал именовать себя именно так — хранитель традиций, поскольку он оставался придворным, пусть и потерявшим право называться мужчиной. «Мой род такой же древний, как и род Птолемеев, — говорил он сам себе. — Мы — жрецы храмов и святилищ, советники царей, регенты и наставники царских детей во всех поколениях, хранители истории правящей семьи и учредители дворцового церемониала».

В каждом поколении высокопоставленной семьи Мелеагра избирался мальчик, которому выпадала честь служить богине. Мелеагру было семнадцать лет, когда он постиг тайны Кибелы. «Ты станешь супругом богини, — сказала ему мать. — Ты будешь земным воплощением Аттиса, жреца Кибелы, ее слуги и возлюбленного. Нет чести выше. К тому же это самый верный способ занять высокое положение при дворе».

Всю жизнь Мелеагр мечтал быть избранным воплощением Аттиса, сына девы Наны. Аттис был прекрасным юношей, который пожертвовал своим мужским естеством, чтобы никогда не возлечь со смертной женщиной и принадлежать только богине. Он был богом-спасителем, который был принесен людьми в жертву, кастрирован и распят на кресте. Его кровь омыла и освятила землю. Плоть этого бога, ставшая хлебом, накормила людей. Самый величественный из всех богов, он восстал на третий день после смерти, явив миру могущество богини-матери. Их вместе перевезли в Рим после поражения Ганнибала, дабы воздать почести за дарованную победу.

Жарким летним вечером, много лет назад, юный Мелеагр надел на голову венок из фиалок — цветов, выросших из капель крови Аттиса, и выпил поданный жрецом напиток. И его захватили видения о жизни бога: любовные сцены между ним и богиней, его жертва, его кровь, брызнувшая на хлеба, и колосья, которые сразу же взметнулись до небес. Откуда-то доносился рокот барабанов, звон цимбал, звуки рогов и пение флейт, которые хором возносили хвалу великой богине. Эта музыка гремела в такт с его собственным сердцем, бурлила в его венах. Жрицы трясли головами, отдаваясь безумному ритму, а жрецы полосовали ножами свои руки и грудь.

Оглушенный и опьяненный, Мелеагр не чувствовал боли, когда взял левой рукой свои тестикулы, а правой — священный кинжал и оскопил себя.

И рухнул в агонии, которая превышала любую мыслимую боль. Очнулся он через два дня, и у его изголовья сидел лекарь. «Я умер и воскрес, — сказал себе Мелеагр, — как и бог Аттис». Его гениталии остались в пещере богини, как приношение, а сам он был направлен ко двору.

Мелеагр верил, что был избран во служение не семьей и не царским указом, а самой Матерью богов. Потому и не терпел насмешек и неуважения, от кого бы они ни исходили. «Я ужинал вместе с царицей и царевнами, — ответил бы он на издевательские намеки. — А где ужинал ты?»

Сам Александр однажды возлег с евнухом, напомнил бы он тем грекам, которых возмущала традиция кастрировать мужчин. Они думают, что выше его лишь потому, что у них между ног болтаются два лишних комочка плоти! Они наивно полагают, что мужественность и плотские радости заключены в мешочке с двумя шариками. Великий завоеватель Кир, которым восхищался Александр, ценил силу и преданность скопцов. Кир заметил, что мерины — смирные животные, но от этого сила их не умаляется. Напротив, в битве или на охоте в них просыпается дух соперничества. Кир обнаружил те же качества у евнухов, которые окружали его в сражениях и при дворе. У скопцов нет жен и отпрысков, они свободны от сентиментальной привязанности к семье и всю нерастраченную преданность дарят своему господину. Ну и пусть у евнухов нет такой впечатляющей мускулатуры! Как говорил Кир, в бою сталь уравнивает сильных и слабых. В Александрии — свои сражения, и оружие может быть каким угодно. Мелеагр избрал объект для поклонения, вооружился знаниями и изготовился к битве.