по морде, как, откуда ни возьмись, появился взводный и, оттащив Русакова, объявил ему четыре наряда на службу, пообещав, что напишет рапорт и отдаст под суд за неуставные. Валерка не привык жаловаться - не то воспитание. Однако его все давили и давили, сжимая, как пружину. Что-то наверняка должно было произойти. Потому что от всех этих наездов и заподлянок рядовой Русаков внутренне все больше зверел и был готов завыть по-волчьи. Впрочем, скорее всего от тоски. Особо сильная тоска пришла к нему сегодня, когда он уже заступил на дневальство. После отбоя Бизон, шаркая кирзовыми шлепанцами, подошел к нему, мывшему пол, и спросил: - Ну ты чего, в натуре? Еще не раздумал упираться? Бизон это все нормально сказал, даже благожелательно. Но Валерка упрямо сказал: - Нет, еще думаю. - Это хорошо, - кивнул Бизон, - только теперь, корефан, даже если ты завтра к утру раздумаешь, то будет уже поздно. Ты свое слово сказал, теперь мы скажем. Нам, конечно, до фени твой выпендреж. То, что ты не хочешь под пули ехать, - это понятно. Кроме придурка Соловьева, ни у кого на это желания нет. Но семь человек подписались в добровольцы, а ты - нет. Чем ты их лучше, падла? Ты чей? Ничей. Ты дерьмо собачье. У тебя отец - кобель, а мать - сука и воровка. Если б ты и впрямь не хотел ехать, то подошел бы, спросил нас, мы б тебе объяснили, как и что делать. Но ты, козел, хочешь показать, какой ты умный, а все дураки. Не знаю, на хрен тебе это надо, но как прикол - это уже не смешно. - Вам-то какое дело? - спросил Русаков. - Командирам - понятно, надо прогнуться, а вы-то что? Вас все равно раньше не дембельнут. И позже - тоже. - Потому что из-за тебя, полудурка, нам может быть хреново. Обидится начальство, что не добрали добровольцев, и скинет разнарядку уже по всей форме. Вместо вас, восьмерых, взвод потребует. И нас, "дедушек", под пули погонит. А ни я, ни другие тоже помирать не нанимались. Понял? - Вы тоже можете сказать "не хочу", и хрен поедете. - А вот фиг ты угадал. Тогда и выбирать не дадут, а просто скажут: или в Чечню, или в тюрягу за неисполнение приказа. Сидеть тоже не здорово. Я лично не спешу. - Это ты сам придумал? "Взвод потребуют", "приказом пошлют" - откуда ты знаешь? Да может, если я упрусь, они и вовсе никого отсюда не потащат? Сейчас вообще, говорят, только добровольцев туда посылать положено. - Может, и так, только это уже твоя отсебятина пошла. А я знаю, что в нашем родном войске положено. На что "положено", на то с прибором наложено. Понял? Еще раз говорю, как другу: завязывай выступать и ехай. Иначе, блин, мы тебя хором опетушим, усек? Кроме шуток! - Ну так что, мне надо прямо сейчас срываться с наряда и бежать в штаб, где уже никого нету, кроме дежурного? Орать там, что я, мол, все осознал, раскололся и очень желаю в Чечне сдохнуть за "единую и неделимую"? - Зачем? Ты можешь завтра, после того, как с наряда сменишься, рапорт написать. - Ты ж сам сказал, что завтра утром поздно будет. - Правильно. Потому что ты, сучонок, моего человеческого обращения не понял и вместо того, чтоб сразу сказать:"Раздумал!" - начал выдрючиваться и корчить из себя Зою Космодемьянскую. За это тебя надо наказать. Другой бы на моем месте уже рассердился и навешал тебе звездюлей. Но я, понимаешь ли, человек от природы добрый, душевный. И отходчивый такой по жизни. Если ты не ищешь себе приключений на задницу, а все трезво понимаешь, то придешь ровно через час, без всяких напоминаний, к моей койке. Дорогу знаешь, не заблудишься... - Мне на тумбочку надо будет заступать, - перебил Валерка. - Ничего, немного задержишься. Салабоша постоит, не лопнет... Так вот, подойдешь к моей койке, встанешь в шаге от ее спинки. Потом примешь строевую стойку, приложишь руку к головному убору и доложишь: "Товарищ "дед" Российской Армии! Засранец Русаков для торжественного покаяния прибыл!" Не запомнишь - повторишь, как положено. Громко и отчетливо, на всю роту. Потом прочитаешь текст с бумажки, мы его уже приготовили. Он длинный, но надо без запинки прочесть. Запнешься - прочтешь еще раз. Короче, там твое заявление о том, что ты полностью каешься за свое не правильное и паскудное поведение и обязуешься сразу после наряда написать рапорт добровольцем. А потом с улыбкой на лице снимешь поясной ремень, возьмешь его в зубы и станешь на колени. В таком положении проползешь от моей койки до тумбочки, а потом обратно. На финише мы тебя ждать будем. Не вставая с колен, подашь мне ремень. После этого спустишь штаны, получишь раз десять ремнем по заднице, скажешь: "Спасибо за науку, господа старики!" Встанешь с колен, поклонишься и пойдешь продолжать службу. Ну а завтра, само собой, напишешь, как тебе хочется в Чечню поехать. И все. - А если не приду? - Валерка задал этот вопрос, прекрасно зная ответ. Бизон усмехнулся. - Тогда мы сами за тобой придем, но разговор будет совсем другой. Бить будем больно, но аккуратно. А потом в петуха превратим. Утром, на подъеме, покукарекаешь. Пойми, козел, не шутят с тобой! От этих последних слов у Валерки внутри аж похолодело. Да, Саня Бизон не шутил. Он до армии с блатными водился - сам рассказывал. Не сидел, правда, хоть и было за что. А Русаков еще по детдому знал, что сила и солому ломит. Если б Бизон и один полез, то, конечно, отметелил бы Валерку. Правда, так просто это у него бы не вышло, пару фингалов на морду он бы заработал. Но Бизон один не придет. С ним пять-шесть, а то и десяток корешков будут. Валерке и пары раз кулаками махнуть не дадут. Повиснут на руках и ногах, а потом будут просто и безнаказанно бить. Никто из остальных, кто сейчас в роте находится, не пикнет. Может, кому-то и не понравится то, что с Валеркой будут делать, но ни один не вступится. То, что Бизон пообещал после мордобоя, было хуже и страшнее во сто, даже в двести крат. После этого точно - хоть в петлю, хоть в Чечню - здесь уже не жить. В суд не подашь - свидетелей не найдется, а клеймо останется намертво. Но и альтернатива, выражаясь по-научному, Русакову представлялась не лучшей. Ладно, хрен с ними, мог бы Валерка и покаяние по бумажке прочесть, и на коленях по полу проползти с ремнем в зубах... Но ведь эти гады его пороть собрались! Это почти такой же позор, как быть оттраханным! Раба, блин, нашли, негра! А что делать? Чем защититься? Бежать к дежурному по части, жаловаться? Был бы свой ротный, он бы, может, и понял. Но сегодня по части дежурит тот, соседский, который и настропалил Бизона с его корешками на "воспитательную работу" с Русаковым. Он просто пошлет Валерку на три буквы: "Не морочьте голову, товарищ солдат! Идите и несите службу! Кто вам вообще позволил отлучаться из роты?" Или что-то в этом роде. А Бизон за это "стукачество" еще что-нибудь придумает. К своему ротному - в городок бежать? Ну, приведешь его, может быть, в роту, а тут тишь да гладь да Божья благодать. Не заставишь же его тут всю ночь сидеть, караулить Валерку? И даже если эту ночь прокараулит, то что дальше? Вот от всего этого безнадежества и напала на Валерку злая и беспощадная тоска. Кажется, он уже начал смиряться с тем самым, предложенным Бизоном добровольным позорищем. Все-таки из двух зол при желании