Клеопатра подавила едва не вырвавшееся у нее замечание. Цезарь быстро отозвался:
— Нет, она не царь. Но ей удалось собрать значительное количество глав влиятельных городских семейств, и те провозгласили ее царицей.
Клеопатра застыла. Она всегда знала, что такой день настанет, но ей никогда и в голову не приходило, что это случится так скоро. Жители Александрии относились к ее брату беспомощному ребенку, марионетке, подвластной любому придворному, способному что-либо нашептать ему на ухо, а к ней самой — как к изменнице, осмелившейся на сговор с римлянами. Они презирали ее отца за заискивание перед Римом. Они попросту не понимали, что время прославленного царства Птолемеев миновало и что Рим — хищный зверь, который не то растерзает их, не то оставит невредимыми; но последнее возможно лишь в том случае, если они докажут свою пользу.
Клеопатра и ее отец примирились с реальностью, в то время как ее братья, сестра и александрийская чернь предпочитали жить своими фантазиями. Они до сих пор воображают, что, если они соберут силы и выкажут открытое неповиновение Риму, римляне оставят их в покое. Во всех прочих частях света этот номер не прошел, и Клеопатра всегда знала, что Рим никогда, ни при каких обстоятельствах не откажется от своего интереса к Египту — самому крупному производителю зерновых, единственным вратам, ведущим к вожделенным странам Востока.
Впрочем, Клеопатра не собиралась играть перед Римом роль просительницы; у нее имелся более остроумный план, чем участие в какой-то бесславной войне, которую она с неизбежностью проиграет. Ее сражение будет происходить на более высоком уровне.
Но вот теперь и Арсиноя вступила в ряды погрязших в самообмане Птолемеев, исполненных решимости восстановить величие и славу былого. «Прекрасно!» — чуть не вырвалось у Клеопатры. Когда к римлянам прибудут подкрепления, они просто убьют ее.
Птолемей умоляюще уставился на Цезаря.
— Что же мне теперь делать?
— Мой юный друг, ты должен восстановить контроль над ситуацией. Царица не имеет никакого влияния на свою сестру. — Цезарь, извиняясь, взглянул на Клеопатру. — А потому именно тебе следует отправиться на переговоры с ней и с этим Ганимедом.
— А вдруг она выступит против меня?
— Ты думаешь, она на это способна?
Царь выдохнул и покачал головой:
— Нет. Она обманула меня, но я не верю, чтобы она обратила оружие против меня. Просто она попала под влияние Ганимеда, только и всего. Или, быть может, она хочет собрать силы и вырвать меня отсюда.
Цезарь смерил юнца тяжелым взглядом.
— Так вот что вы с ней задумали?
— Нет-нет, я ведь уже сказал! Я понятия не имел об этой затее!
— Но ты когда-либо говорил ей, что тебе хотелось бы, чтобы кто-нибудь восстал против Цезаря и освободил тебя из осажденного дворца? Может, ты непреднамеренно поощрял ее? Может, ты намекал несчастной девушке, что это ее обязанность — освободить тебя от меня? Я слыхал, ты назвал ее «самым доверенным своим советником». Если окажется, что в то самое время, когда мы с тобой говорили о мире, ты втайне злоумышлял против меня вместе со своей сестрой, я буду очень недоволен.
Птолемей указал Цезарю на Клеопатру:
— Это все она, ведь верно? Мы с тобой пребывали в полном согласии, пока Клеопатра не пробралась обратно во дворец. Это она настроила тебя против меня. Возможно, она и Арсиною на это подбила.
— Я не имею ни малейшего влияния на мою сестру.
Голос Клеопатры был холоден, словно лед. Почему этот идиот не в состоянии понять, что его предали?
— Ты бы поостерегся! — сказал Птолемей Цезарю. — Она собирается убить тебя во сне!
— Ты не в себе, царь Птолемей, — ровным тоном произнес Цезарь. — Тебя обманула одна сестра, а подозреваешь ты другую. Разве это Клеопатра стоит сейчас во главе угрожающей нам армии? Нет, она сидит здесь и вместе с нами трудится ради общих целей. Ты же сводишь на нет все мои усилия, которые я затратил, восстанавливая мир между тобою и царицей. Тебе и вправду следует взять себя в руки.
Клеопатра чуть было не спросила брата: неужто он не понимает, что у Арсинои имеются собственные цели и устремления? Но она чувствовала: все, что она сейчас скажет, пойдет вразрез с целями и устремлениями Цезаря. Она не была посвящена в них — точнее, больше не верила, что Цезарь делится с нею всеми своими замыслами, — и потому решила сидеть тихо. Пускай Цезарь претворяет в жизнь свой план, каким бы он ни был.
Хиртий все это время невозмутимо стоял рядом со своим командующим. Вот и Клеопатра будет подражать его неумолимости, позволив Цезарю действовать по собственному плану. Клеопатре трудно было бездействовать, но она интуитивно чувствовала, что такое поведение сейчас будет самым мудрым. Она вовсе не хотела помешать замыслам Цезаря. Ей попросту придется довериться ему — ведь у нее нет другого выбора.
— Государь, — заговорил Цезарь, впервые обратившись к юнцу столь официально. — Тебе следует отправиться к твоей армии и твоей сестре. Ты обязан восстановить контроль над событиями, принявшими столь неприятный оборот. Я не желаю зла юной царевне. Я знаю, что она сильна и своевольна. Если она откажется от своих безумных замыслов, ей не причинят никакого вреда. Ее отправят на Кипр вместе с ее младшим братом, чтобы они спокойно правили там. Ты должен сообщить ей об этом. Милосердие Цезаря известно повсюду. Она может положиться на мое слово.
— А вдруг она откажется меня слушать?
Теперь мальчишка разнервничался. Он стоял, застыв, перед римским диктатором. В лице у него не осталось ни кровинки, а живот при каждом вдохе судорожно подергивался. Клеопатра даже подумала, что Птолемея сейчас стошнит прямо Цезарю на ноги.
Цезарь встал и обнял молодого царя за плечи.
— Возьми себя в руки, — сказал он. — Я, то есть Рим, а также твоя страна и царица Клеопатра — все мы зависим от твоей силы и твоего умения вести переговоры.
— Ты хочешь сказать, что я должен покинуть дворец и пойти к ней.
— Именно так. Меня убьют, так что я не могу сделать это сам. И Клеопатра — тоже. Кто же тогда остается, государь? Нет, это — задача для царя.
Сочетание лести и перекладывания ответственности не ускользнуло от внимания Клеопатры, но она видела, что ее брат не заметил уловки Цезаря. «Если он вздумает играть в подобные игры со мной, — подумала Клеопатра, — ему придется придумать что-нибудь другое, не настолько явно бросающееся в глаза». Возможно, чем серьезнее противник, тем более сложную технику манипулирования применяет к нему Цезарь. Клеопатра на это надеялась. Во всяком случае, ему не пришлось больше расточать свои умения на Птолемея. Когда Цезарь приказал Хиртию подготовить для царя проход к александрийской армии, тот тихо заплакал.
— Ты можешь относиться ко мне как к отцу, — сказал Цезарь. — Я знаю, что ваш почтенный царь, Птолемей Авлет, умер, когда ты был совсем еще юным. Ты не имел возможности воспользоваться его мудрыми советами, но помни, что теперь у тебя есть я.