— Она знает, что болтать об этом нельзя? — спросила Клеопатра.
Девушка ей понравилась, и царица не желала ей ничего плохого. Она также убедилась в том, что это дитя еще может ей пригодиться.
— Она обо всем предупреждена, госпожа, — монотонно отозвалась Хармиона, но в голосе ее звучало неистребимое упрямство.
Некоторое время они сидели молча. Царица потягивала чай. Хармиона презрительно взирала на спящего Ираса. В конце концов Хармиона произнесла:
— Предыдущая смена слыхала шум, какой бывает при занятиях любовью.
— Значит, мы преуспели, — весело отозвалась Клеопатра. — Первое сражение выиграно. Сможем ли мы удержать победу?
Но голос ее прозвучал неискренне, и Клеопатре самой сделалось противно.
— Желаешь ли ты встретиться с Сидонией нынешним утром, когда дело будет закончено?
— Ничего я уже не желаю! — огрызнулась Клеопатра. Она хотела лишь одного: чтобы ее оставили в покое.
— Понятно.
«Когда-то это я пировала с Антонием на рассвете, — подумала Клеопатра. — Когда-то это со мной он занимался любовью в промежутках между сменами блюд — поросенком, фазаном, гусем, вином. Когда-то это со мной он смеялся и распевал по ночам непристойные солдатские песни. Не так уж давно это я заставляла Антония на целый день позабыть о еде, а он изгонял из моей головы все мысли о долге, семье и стране. Когда-то. Не так уж давно. Но не сейчас».
Чтобы скрыть беспокойство, Клеопатра произнесла:
— Вполне вероятно, Хармиона, что мой план обернулся против меня. Возможно, Судьба в своем непостоянстве приведет его к совершенно неожиданному итогу и Антоний еще глубже погрязнет в попойках и разврате — вот что я получу за то, что вмешиваюсь в дела богов. Эти удовольствия могут оказаться настолько возбуждающими, они так польстят его мужскому самолюбию, что он никогда уже не захочет сражаться. Зачем ему война?
— Да, Клеопатра, такое вполне возможно, — сдержанно отозвалась Хармиона. Она никогда не верила в Антония и не скрывала этого. — Ты можешь поступить так, как мы обсуждали, — с надеждой в голосе добавила она.
Царица знала: Хармиона уверена, что ей следует пойти на переговоры с врагом. С врагом ее мужа. С соперником ее сына. С монстром, которого Цезарь выпустил в мир.
— Я не готова разыгрывать просительницу перед этим чудовищем.
— Владычица Обеих Стран, Матерь Египет, царица из рода царей никогда не просит, — парировала Хармиона. — Она лишь изрекает свою волю. Царство твоего отца процветало благодаря союзу с Римом. А кто сейчас олицетворяет Рим?
Клеопатра почти въяве слышала, как Хармиона отвечает на свой же собственный вопрос: уж конечно, не тот человек, что сидит сейчас во дворце у моря и, напившись пьян, пляшет и распевает песни. Не тот похотливый вечный мальчишка, забавляющийся с голыми служанками, в то время как из Греции подступают враги. Не тот мужчина, которого ты выбрала. Не тот человек, которого ты выбрала на этот раз.
— Вступать в союз с Тифоном — на это нет моей воли! — огрызнулась Клеопатра.
Хармиона была единственным человеком, которая могла предложить царице подобный план и сохранить голову на плечах. Клеопатра не подозревала Хармиону, но поневоле задумалась: действует ли та по собственному разумению, или же кто-то нашел к ней подход. Царица не сомневалась в том, что идея отделаться от Антония уже некоторое время витает в стране.
— Полагаю, я выразилась достаточно ясно, — заключила Клеопатра.
Хармиона не стала продолжать эту тему, а вместо этого заговорила о распорядке дня царицы.
— Военный министр просит, чтобы царица встретилась с ним до завтрака в обществе остальных членов правительства.
— В настоящий момент царицу просто тошнит от военного министра. Я больше не могу выслушивать его бредовые планы о бегстве на восток, — отозвалась Клеопатра, обрадовавшись возможности улизнуть от спора о том, следует ли ей предавать своего мужа. Иногда идея перейти на сторону Октавиана начинала казаться ей чересчур разумной и логичной. — Неужели он полагает, будто царская семья и император могут просто взять и исчезнуть в Индии? Если он будет упорствовать в своем намерении навязать мне этот план, мне придется отправить его в изгнание. Остановимся на завтраке в обществе членов правительства. Отправь Сидонию в постель — в ее собственную постель. И оставь меня одну.
— Чем изволит заняться госпожа?
«Хармиона надеется, что я сяду писать чудовищу, — подумалось царице. — Она думает, что я буду вести переговоры втайне. Из моих покоев она отправится прямиком во Внутренний дворец, а оттуда — в храм Исиды, где принесет жертву и помолится богине, чтобы я решилась бросить мужа».
— Мы обсудим это в надлежащее время, — проговорила царица.
— Как тебе будет угодно. Убрать ли мне отсюда царского парикмахера?
— Думаю, да. Царице нужно вздремнуть.
Хармиона открыла дверь в прихожую. В спальню вошел, поклонившись владычице, высокий раб-эфиоп. Затем он повернулся к кровати и подхватил храпящего евнуха, почти не побеспокоив его сон. Ирас взглянул на свою повелительницу затуманенным взором, улыбнулся и приклонил голову к могучей обнаженной черной груди. Он умостился на руках у эфиопа, словно дитя на руках у отца, и тот вынес его из покоев царицы.
Вошли служанки и принялись проворно убирать смятые льняные простыни, суетясь, словно мыши, что спешат унести доставшийся на дармовщину кусок сыра. Они застелили постель чистым бельем и положили в изголовье новое ночное платье. Клеопатра улеглась на кровать — такую большую, что здесь хватило бы места всему военному совету, а девушки опустились на колени по обеим сторонам от кровати и принялись растирать ей руки и ноги ароматическим маслом. Клеопатра всегда особенно тщательно заботилась о своих руках.
Ставни закрыли, и в комнате снова стало темно. Горела лишь маленькая лампа. Уже начинающая дремать Клеопатра видела силуэт Хармионы: та разговаривала с рабыней, держащей на голове корзину со снятым бельем. Рабыня внимательно выслушала и поклонилась пожилой гречанке. Корзина при этом не шелохнулась. Веки царицы отяжелели, и несколько мгновений спустя, успокоенная при виде того, как ее испытанный старый офицер раздает приказания подчиненным, Клеопатра уснула.
Она еще слышала властный и спокойный голос Хармионы, тихий шорох босых ног рабыни, шепот служанки, гасящей свечу, — а затем призраки прошлого восстали и завладели ее сном.
Клеопатре VII, царице Египта, в Рим,
от Гефестиона,
первого министра Египта,
из Александрии.
Твое царское величество!
Последние события требуют твоего немедленного возвращения в Александрию. Из надежных источников я получил неопровержимые сведения о заговоре, нацеленном против твоей особы и молодого царевича. Я больше не полагаюсь на надежность нашей переписки и потому не стану открывать подробностей, пока мы не встретимся лично.