Ни чемодана, ни свертка…
ТРЕТИЙ ВОР
Хорошо, что дома никого не было. Мы в отчаянии повалились на тахту и уставились в потолок.
Это была катастрофа. Сокрушительная. Непоправимая. С вершины торжества мы сверзлись в бездну поражения. Доигрались!
Ну, что ж, натворили делов - надо отвечать. Так уж нас воспитали.
Я встал и взялся за телефон.
– Папе? - спросил Алешка.
– А кому же еще? - Я стал набирать номер.
– Ты не прав, - убежденно произнес он.
– Это еще почему? - Я в растерянности положил трубку.
– Потому, - коротко и убедительно пояснил Алешка. - Мы напортили, а ему исправлять, да?
– А кто же будет исправлять? - удивился я.
– Тот, кто напортил. - Он вздохнул и тоже поднялся. - Дима и Алеша.
Легко сказать! Поди догадайся, в чьи жадные руки попала коллекция. В Москве народу - десять миллионов. Их только пересчитать - целый год уйдет. Я так и сказал Алешке.
– А зачем их считать? Делать нам больше нечего?
Да, одурели мы немножко от этих криминальных проблем. А ведь есть люди, которые всю жизнь ими занимаются.
– Помнишь, - сказал Алешка, - мы какой-то детектив читали. Там в одной комнате шесть подозреваемых собрались.
– Ну и собрались…
– А сыщик что сделал? Разобрался: этот не мог украсть потому-то, другой - потому-то, третий - потому-то, и так далее. Пока один не остался. Вспомнил?
– Метод исключения называется, - сказал я, еще не понимая, куда он клонит.
– Ну вот, все очень просто. Фролякин мог украсть?
Не мог, какой смысл у самого себя красть?
– Дядя Федор?
Ну, это вообще не такой человек. Он скорее все свое отдаст, чем чужое тронет.
– Мы с тобой не брали?
– Не брали.
– Здорово я придумал. - Алешка даже подпрыгнул от радости.
– Здорово, - серьезно сказал я. - Теперь посчитай, сколько осталось. От десяти миллионов.
Алешка открыл было рот, но смущенно промолчал. Однако не угомонился и пару минут спустя сказал, явно из какой-то книжки:
– Нужно искать человека, на которого падает тень подозрения.
Вот тут-то и я подпрыгнул. Потому что вспомнил, как мелькнула за спиной чья-то тень, когда мы балдели над раскрытым чемоданом.
Теперь остаются сущие пустяки: установить, чья это была тень. Конечно, это была тень не каждого из десяти миллионов, а, скажем, одного из ста человек. Уже легче. Вот что значит логика. И мы пошли дальше по ее пути. Стали вспоминать, что мы видели и слышали в этот момент.
Не видели ничего, кроме красавцев пистолетов. А слышали? И постепенно, перебивая и дополняя друг друга, мы восстановили в памяти все звуки того критического периода.
Торопливые шаги мимо гаража. Мелькнувшая тень.
«Танька! - кричала в форточку моя одноклассница Ленка. - Ты что, дура?»
Завелся двигатель чьей-то машины.
«А у нас, Петровна, нынче горячую воду опять отключили», - жаловалась одна бабулька из нашего дома другой бабульке из другого дома.
Зверски взвизгнули шины, буксанув на скользком асфальте.
Вслед понеслась приглушенная брань:
«Рокер чертов! Надо участковому сказать». - «Вот и скажи». - «Больно надо. С ним только свяжись, с этим бандюгой».
Алешка еще что-то вспомнил, но это было неделей раньше. И совсем в другом месте. Но и того, что было, нам вполне хватало.
Что за бандюга, который, как рокер, рвет машину с места с визгом и ревом? И с которым не стоит связываться? И который промелькнул тенью за нашими спинами? Он вполне мог увидеть содержимое чемодана и сообразить, что к чему. А уж вскрыть незаметно «ракушку» - ему как в воду плюнуть.
Тут кто-то позвонил в дверь. Мы даже вздрогнули. Подумалось, что Вадик узнал о наших предположениях и зашел их развеять. Кулаками. Но это оказался не разгневанный Вадик, а расстроенный дядя Федор.
– Как же он в гараж влез, а? - спросил он нас задумчиво.
– Кто?
– Да Вадик этот.
Мы просто онемели.
– А почему? - тупо спросил я после долгого молчания. - Почему Вадик?
– А кто ж еще? - изумился дядя Федор. - Больше некому.
Нас поразило, как легко и быстро вычислил он из десяти миллионов подозреваемых одного преступника. Мы головы ломали, версии всякие строили, а дядя Федор - раз! - и готово: Вадик-Гадик.
– Я чего зашел? Вы замки тот раз хорошо закрыли? Не забыли?
– Нет, не забыли, - заверил я его, потому что хорошо помнил, как мы закрывали «ракушку». - Мы не дети малые.
– Да? - Он будто не поверил, что мы не дети. - Пошли еще посмотрим, вашим свежим глазом. Может, я чего не разглядел?
Дядю Федора очень интересовало, как все - таки Вадик открыл гараж? И это понятно. В гараже ведь у него не только «запчасти» Фролякина хранились, но и собственная машина.
До чего у нас насыщенные каникулы получились! И непривычно длинные, мы даже устали от них…
«Ракушка» дяди Федора стояла на месте, плотно запертая на все два замка. Мы их внимательно осмотрели, потрогали петли, но не обнаружили никаких следов взлома. Даже посторонних царапин на металле не было.
Дядя Федор недоуменно пожимал плечами, разводил руками и скреб под шапкой затылок.
На всякий случай мы с Алешкой обошли «ракушку» со всех сторон - вдруг обнаружим какие-нибудь следы или в стенке гаража найдем какие-нибудь щели, о которых не знал дядя Федор.
Но сначала никаких таких полезных следов мы не обнаружили. Снег здесь был сильно вытоптан, потому что за «ракушку» частенько забегали по своим личным делам собаки (и не только собаки) и оставляли там совсем другие следы, от которых толку было мало, только экология страдала.
Единственное, что мне бросилось в глаза на относительно белом снегу, - это окурок абсолютно черной сигареты. Такие сигареты в нашем доме курил только Вадик и повсюду их разбрасывал. Обычно на самых видных местах. Но чтобы он полез за «ракушку» выбросить окурок - факт совершенно нереальный. Что нас и насторожило, и заставило продолжить поиски в этом районе.
Поиски увенчались успехом. У задней стенки гаража мы увидели непримечательный на вид обломок доски. Он почему-то не был присыпан снегом. Значит, появился здесь совсем недавно. Логично?
Я поднял эту доску, перевернул и понял, что она может стать вещественным доказательством: на доске была средних размеров вдавлинка, запачканная машинным маслом. Алешка, похоже, раньше меня сообразил, что к чему. Он пошарил глазами по сугробу и показал на вмятину. Похоже, будто в сугроб с силой швырнули что-то тяжелое, и оно ушло в снежную глубь.