Молчание зачастую прерывалось тяжелыми стонами, поскольку только при одном взгляде великого человека самые чувствительные среди присутствовавших дам взяли за моду падать в обморок.
Мадам дю Деффан, хорошо знавшая, как проходят церемонии подобного рода, каждый раз заботилась о том, чтобы в том месте, где впервые присутствующая очередная прекрасная дама должна будет пережить появление гения, были положены подушки или поставлен шезлонг для слабонервной.
Так случилось и в тот день, когда хозяйка дома ожидала как Вольтера, так и молодую маркизу Эмилию дю Шатле, – дочь барона де Бретей, представлявшего при дворе иностранных послов королю. Маркиза умоляла, чтобы ее познакомили с мужчиной ее мечты.
Вольтер пришел первым, засвидетельствовал хозяйке дома свое почтение, сел и начал беседу. Затем объявили о приходе маркизы, и все затаили дыхание, а наиболее готовые оказать помощь… или умудренные опытом мужчины направились к двери, чтобы быть на месте, если жертве из-за сильного прилива чувств потребуется поддержка.
Но их ожидания не оправдались. Мадам дю Шатле, которой в то время было двадцать семь лет, не относилась к числу женщин, легко теряющих сознание, даже перед самим творцом. Появившись на пороге, рослая, темноволосая, сияющая молодостью и красотой, она окинула своими большими черными глазами собравшихся. Увидев Вольтера, сидящего рядом с хозяйкой дома, она быстрым шагом пересекла салон… села великому человеку на колени, обняла за шею и поцеловала в губы на глазах у всего оцепеневшего общества.
– Как давно я хотела это сделать, – промурлыкала она ему на ухо, выпуская, наконец, из своих объятий. – Вы не можете себе представить, как я вас люблю!
Можно быть философом, познавшим жизнь, циничным старым лисом, и тем не менее оказаться перед прекрасной влюбленной женщиной беспомощным. Так произошло и с будущим автором «Кандида». Ему было почти сорок, и он страдал от многих физических недугов, однако молодая женщина, которая осаждала его таким нежным образом, была действительно прекрасна, и он влюбился, не сходя с места, как школьник.
В действительности это был не первый раз, когда мадам дю Шатле видела Вольтера. До замужества, которое состоялось восемь лет назад, она встречала его два или три раза у своего отца. Но тогда она была совсем маленькой девочкой, а он еще не стал знаменитым. Итак, мы можем спокойно сказать, что у мадам дю Деффан они увиделись впервые.
Когда они покидали салон, мадам дю Шатле в душе уже была любовницей Вольтера, а тот, в свою очередь, любовником мадам дю Шатле. Они не теряли времени, пока желаемое не воплотилось в действительность, и вскоре во всем Париже говорили только об их большой страсти.
Это была страсть, которой оба отдались безудержно: сердцем, телом и душой!
Вольтер был великим человеком, но и Эмилия – необыкновенной женщиной. Не говоря уже об обычных пристрастиях дочери Евы из дворянского сословия, а также любви к музыке, танцам, красивым нарядам и всевозможным развлечениям, она была своего рода кладезем учености. Не было ни одной из девяти муз, с которой она не была бы знакома! Она увлекалась литературой, владела латынью, как Цицерон, и разбиралась в естественных науках. Она анализировала Лейбница и занималась дифференциальным исчислением Ньютона.
Она была авторитетом в области геометрии и физики и с астрономией была на короткой ноге.
К этому добавлялся довольно пылкий темперамент, так что, суммируя все, вместе взятое, можно говорить о ней, как об особенно привлекательной и достойной уважения женщине.
Конечно, многие мужчины влюблялись в нее. Муж, впрочем, не придавал этому никакого значения.
Будучи генерал-лейтенантом в армии короля, монсеньор дю Шатле, как и все воины, часто отсутствовал. Кроме того, он был галантным и хорошо воспитанным человеком, который ни за что на свете не поддался бы чувству ревности. Прекрасная маркиза родила ему двух детей – сына и дочь, и он считал, что тем самым она полностью выполнила брачный договор. Его даже не тронуло то, что его жена рассталась с ним, чтобы связать свою жизнь с Вольтером.
– Я не могу разделить ни мое сердце, ни себя саму, – спокойно сказала она ему. – Поскольку моя привязанность к господину Вольтеру сильнее всего, я могу принадлежать только ему!
– Само собой разумеется, – ответил монсеньор дю Шатле, галантно поцеловал руку своей жене, проводил ее до экипажа и пожелал счастливого пути.
Влюбленные в первом порыве своей страсти уединились в замке Монжу, который им предоставил их друг.
Но в Париже дела шли все хуже. Книготорговец Жор только что отпечатал и издал «Философские письма», и Вольтер был окончательно заклеймен, как враждебный государству автор. Разразился грандиозный скандал. Полиция кардинала Флери, бывшего в то время премьер-министром, преследовала виновного. Вольтер вынужден был бежать.
В этой ситуации монсеньор дю Шатле доказал свое истинное великодушие: он предложил преследуемой паре (Эмилия, конечно, не хотела разлучаться со своим божеством) убежище в своем замке Сире в Бургундии. Этот замок имел то преимущество, что лежал в отдалении, его трудно было отыскать. Там можно было не опасаться неожиданных вторжений. Посетителей вообще не ожидалось, поскольку это одинокое пристанище, привлекательное внешне, было в плохом состоянии. Крыши протекали уже насквозь, и парк стал таким же диким, как в сказке о спящей принцессе.
– Мы приведем здесь все в порядок, – сказал Вольтер. – Очень скоро этот замок будет выглядеть раем, чтобы он был достоин вас, моя дорогая Эмилия.
И поскольку он был галантен, а авторские гонорары, несмотря на преследования, продолжали поступать, он выделил на ремонтные работы и реставрацию замка 40 000 фунтов, которые монсеньор дю Шатле принял с той же грациозностью, с которой они были предложены.
Вскоре оба отшельника получили пристанище, соответствующее их вкусу, и завели несколько хороших друзей, чтобы вместе идти по трудному жизненному пути. С большим удивлением они поняли, что замок любви оказался, прежде всего, замком для занятий наукой. В галерее были расставлены физические, химические и астрономические инструменты и приборы, и в то время, как один писал стихи, другая чертила треугольники! Вольтер сочинял трагедии и стихи, а Эмилия занималась трансцендентальной философией и целыми днями решала такие вопросы, как например: почему Бог, который вечен, ждал так долго до того, как создал человека? Поскольку Вольтер видел, что у его любовницы имелись кое-какие пробелы в знаниях, он обучал ее английскому и итальянскому языкам, чтобы она могла переводить Шекспира и Торквато Тассо. Короче говоря, пара была занята настолько, что едва оставалось времени, необходимого для любви.
Такая жизнь продолжалась до 8 мая 1739 года, когда оба влюбленных были вынуждены покинуть свое убежище и отправиться в путь. Сначала они поехали в Брюссель, где должен был начаться процесс. И после этого большую часть времени они проводили в почтовых экипажах, так как последующие десять лет их почти беспрерывно видели в переездах между Бельгией и Парижем, Парижем и Сире, Сире и Брюсселем и, наконец, между Люневилем и Нанси.