Book.

До улицы Маленьких Бедняков, расположенной в стороне от центра событий, доносилось лишь приглушённое эхо праздника, и вечер опустился на неё буднично и неинтересно. Погода весь день стояла ясная, и в десять часов было ещё довольно светло, но ребятам разрешили гулять только до двенадцати, так что они не стали больше ждать и начали на свой лад отмечать, на всю улицу, взятие Бастилии. Первая шутиха великолепнейшим образом взорвалась и отлетела прямо под юбку дородной мадам Бабен, сидевшей у себя на крыльце, за что Татав схлопотал не менее великолепную оплеуху.

Марион подожгла бенгальский огонь, и тоже удачно — он долго рассыпал искры, заливая улицу чудесным зелёным сиянием под восторженные ахи и охи, раздающиеся из неосвещённых окон. Бонбон бегал взад-вперёд по улице и поджигал петарды под каждой дверью. Тем временем Габи, Зидор и Фернан в палисаднике Дуэнов готовили к запуску большой фейерверк при непосредственном участии самого хозяина. С нижнего конца улицы подтянулся народ — посмотреть, что получится; зрители ждали напротив дома, лениво обмениваясь скептическими замечаниями. В успех они не очень-то верили.

В одиннадцать часов Габи, назначенный главным пиротехником, под напряжённое молчание поджёг первый фитиль. Увы! Срок годности у боеприпасов, видимо, давно истёк: только две ракеты, выплюнув несколько жалких искорок, с шипением канули куда-то за крышу. Большой бенгальский огонь и вовсе не загорелся, зато изрыгнул на зрителей клубы чёрного дыма.

— Зажигай свечу! — крикнул Дуэн-старший, огорчаясь за детей и надеясь, что хоть она не подведёт.

Габи поднёс спичку к большой римской свече. Она разорвалась на месте с громким непристойным звуком, который имел-таки успех — зрители расхохотались.

— Спокойно, не нервничай, — сказал месье Дуэн. — Остаётся ещё «букет» — наверняка это лучшее, что есть в наборе.

Букет долго не загорался, а потом внезапно грохнул, как из пушки, и опалил вьющиеся розы мадам Дуэн. Публика беззлобно освистала незадачливых пиротехников.

Габи был уже готов проклясть и Республику, и её славную годовщину, как вдруг на углу улицы Сесиль заиграл аккордеон. Звуки музыки разом всё преобразили, и летняя ночь вновь показалась ребятам прекрасной.

— Слепой! — закричал Фернан.

Марион и остальные уже бежали вниз по улице.

Сидя на своём складном стуле, Фантомас лихо наяривал вальс.

— Мы здесь! — сказала Марион, остановившись перед ним.

— Все десятеро…

Слепой чуть заметно кивнул, и впервые ребята увидели, как он улыбается.

Улицу Маленьких Бедняков не украшали ни цветные фонарики, ни гирлянды, но в домах, окружающих перекрёсток, одно за другим загорелись все окна, и в их мягком золотистом свете уже закружились под ритмичные звуки пианино на лямке первые танцоры. Мели Бабен церемонно вступила в круг об руку с Крикэ Лярикэ, за ними — Берта с Бонбоном, Фернан и Марион, лицо которой светилось радостью. Что касается Зидора, то он отплясывал какой-то дикий танец в паре с толстяком Татавом.

Кто-то из живущих на перекрёстке, хоть и не выиграл 75 миллионов, притащил из ближайшего бистро целый ящик пива и лимонада и соорудил из двух садовых столиков бесплатный бар. Угощал он всех, а в первую очередь — уличного музыканта, который без устали играл танец за танцем.

Веселье, царившее в городе, докатилось-таки до улицы Маленьких Бедняков, и её обитатели окунулись в него с головой. Из-под синих очков по лицу слепого ручьями стекал пот, но он улыбался. Незнакомые люди подходили к Фантомасу и дружески хлопали его по плечу. Эта ночь всё списала, всё было прощено и забыто. Стало возможным, наконец, из глубины отчаяния вернуться к нормальной жизни. Весёлый смех горожан вторил аккордеону, и последняя фарандола [10] вихрем закрутилась вокруг человека в чёрном. Он, пустив сегодня в пляс улицу Маленьких Бедняков, стал здесь своим.

Было уже совсем поздно, когда дети, пожелав слепому доброй ночи, разошлись по домам. Только Марион и Фернан не спешили уходить. Одно за другим гасли окошки.

— Я вот всё думаю — вы что, совсем-совсем ничего не видите? — спросила Марион, глядя, как слепой привычно собирает своё хозяйство.

— Бывают дни, когда что-то чуть забрезжит, — усмехнулся тот. — Но твоего лица я не увижу никогда…

Марион почувствовала, сколько сожаления в этих полных смирения словах. Притихнув, она уже собиралась уйти, но слепой удержал её.

— Погоди-ка! — сказал он. — Мне кажется, это твоё…

И вложил ей в руку позолоченную латунную брошку, ту самую, которую она потеряла две недели назад на безлюдной улице Нового Квартала. От неожиданности Марион даже забыла сказать «спасибо», но грошовая безделушка сразу стала ей вдвое дороже.

— Вы ещё будете приходить? — тихо спросила она.

— Каждый день, — сказал слепой.

Марион в жизни своей никогда не лгала. А тут солгала, в первый и единственный раз — но это была правильная ложь.

— Месье Боллаэр вернулся, — решительно объявила она. — Он поселился с женой и ребёнком в одной из вилл Нового Квартала. Только не говорите месье Тео, что я вам про это рассказала. Мы кое-что устроили сами, без взрослых…

— Что? — слепой напряжённо замер.

— Нас было десять, — продолжала Марион. — А теперь будет одиннадцать. Вы не можете видеть меня и точно так же не увидите одиннадцатого. Но вы будете слышать, как он играет, смеётся, поёт около вас вместе со всеми нами. Вы его только не окликайте, ничего ему не говорите — он может испугаться, если вы заговорите с ним о прошлом. Но он будет здесь, среди нас, всегда, каждый день.

Фернан ждал в сторонке и молчал, чуть заметно улыбаясь, готовый, когда понадобится, сыграть новую роль, которую только что придумала для него Марион.

— Разве это так уж мало? — спросила Марион, чтобы покончить с этим.

— Нет, — прошептал слепой. — Я большего и не прошу… И он медленно, постукивая тростью, направился к Рыночной площади, насвистывая единственную мелодию, которую сегодня не играл — «На грош любви».

А на следующее утро Бонбон вышел купить молока к завтраку и увидел припаркованный перед баром-табачной на Главной улице… «Кадиллак» своей мечты. Роскошная открытая машина, синяя с белым, сверкающая никелем, настоящее чудо!

За рулём ждал шофёр в фуражке, как у адмирала, и в белой ливрее с синей отделкой. Бонбон благоговейно обошёл кругом это прекрасное видение, гадая, не сон ли это. А если всё происходит наяву, то с каким же божественным рёвом будет стартовать такое шикарное авто!

— Вот машина, — думал он, — как раз подходящая для скупого миллионера, который прячется у нас в Лювиньи! Надо подождать…