Наверное, они были похожи на Дениса. Только постарше.
Генка вдруг подумал, что надо бы положить к памятнику какие-нибудь цветы. Он и сам не знал, откуда оно взялось – это желание. Денис много говорил о памяти, даже как-то раз зашла речь, что нужно создать музей. Но ребята – даже те, кто знал это слово – не понимали, зачем он нужен – музей? Что там, в прошлом, такого важного? И Денис сердито махнул рукой.
«Когда вернусь, – подумал Генка, – обязательно скажу, что музей нужен. И сюда приду с цветами. Куплю на набережной в Берендяевке, рядом с Аперычем».
Уходить отсюда не хотелось. Но и торчать возле памятника было как-то неловко. Генка, поглядывая на памятник через плечо, медленно пошел туда, где из зарослей сухой травы торчали вперемешку обломки известняка и мрамора.
«А ведь, наверное, тут когда-то стоял каменный храм, – подумал Генка, вскакивая на один из таких обломков. – Что за народ его построил? Наши, русские? Или тут жил кто-то еще? Надо будет взять в библиотеке какую-нибудь книжку про историю этих мест, а то все только про природу читаю…»
Генка перескочил на соседний обломок, побалансировал на нем, раскинув руки, потом – просто так – сделал «ласточку», крутнулся на одной ноге и подумал, что ничем не болен и надо так и сказать сегодня Петру Юрьевичу. Мол, пора ехать домой. Извините, что время на меня потратили…
При мысли о доме Генку охватило двойственное чувство. Ему хотелось домой – к родителям, к ребятам, у которых там сейчас полно интересных дел. А с другой стороны – тут все было так просто и тихо…
Он встал на обе ноги, оглянулся на танк и вздохнул. Да. Сбежать – это подлость. А ведь ему ничего такого особенного дома и не грозит. Наоборот – там вроде бы начало налаживаться! И если уж он даже сейчас готов сбежать, то что из него будет потом? Но и Петру Юрьевичу говорить ничего не буду, нашел компромисс мальчишка. Когда скажет – домой, тогда и скажет.
Он еще попрыгал с камня на камень, удаляясь от танка и колонны к дальнему краю плато. И собирался уже возвращаться, когда – совершив последний, самый лихой прыжок – увидел у своих ног, за камнем, мальчишку.
Мальчишка был обычный – загорелый, в синих шортах с ремнем, на котором висели нож и небольшая сумка. Он сидел на корточках, втиснувшись под косо торчащий большой каменный обломок – почти над обрывом плато, над видневшимися в сотне метров внизу красными и коричневыми крышами поселка.
Мальчишка был в крови.
В крови были босые ноги, которыми он прорыл в осыпи щебенки две борозды – упирался. В крови были плечи, на которых лежал обломок известняка, и в крови были руки, которыми мальчишка поддерживал этот обломок. В крови были искусанные губы. Волосы у мальчишки оказались серые, и Генка не сразу понял, что это пыль на них лежит.
Зато он как-то сразу понял другое – мальчишка держит этот обломок. Держит, как последняя тоненькая ниточка – здоровенный груз, лишнее движение – и ниточка порвется, груз упадет… куда?
Генка посмотрел вниз. На крыши. И понял последнее – туда.
Обломок весил килограммов триста. Генка физически ощутил, как трещат у пацана кости и мышцы. Сколько же он тут так сидит?!
– Я сейчас! – с этим прорвавшимся наконец хриплым криком рванулся он помогать.
Мальчишка – все это время, пока Генка его разглядывал, он смотрел молча, нездешними от натуги и усталости глазами – разлепил корку на губах и еле слышно просипел:
– Нееее… камни… подложи… – и еле-еле повел головой влево-вправо.
Генка понял, чего хочет парнишка, – подпереть глыбу с боков. И бросился подтаскивать обломки, сам рискуя загреметь вниз кувырком. Сопел, тянул и пихал камни, которые с трудом смог бы поднять в обычной ситуации, толкал их, проверяя надежность… Мальчишка закрыл глаза, по лицу его, по груди, смешиваясь с дорожками крови, бежал пот, капал даже с висящего на плетеном шнурке дырявого сердолика-амулета, а галстук был черным – промок насквозь и прилип к груди. Наконец Генка – разбив себе пальцы и посбивав ноги – нагромоздил слева и справа от сидящего мальчишки две солидных каменных подпорки и сказал, запаленно дыша:
– Мо… жно…
– Не… я… боюсь… отпустить… – процедил мальчишка.
Генка еще раз пошевелил свои подпорки и потащил мальчишку под мышки наверх. Сжался, когда плечи паренька вышли из-под камня…
Глыба осталась стоять нерушимо…
…Наверху мальчишка упал в колючки и молча стал корчиться, пытаясь разогнуться – не получалось. Он скрипел зубами и возил щекой по известняку. Генка, присев рядом, начал с силой мять ему плечи, руки, ноги, поясницу – так, что у самого заболели пальцы. Мальчишка заорал наконец, по лицу непроизвольно покатились слезы. Всхлипывая, он кое-как распрямился, хотел лечь на спину, но Генка почти силой уложил его на живот. Кожа на плечах мальчишки была изорвана в клочья вместе с мясом.
– У тебя пить есть? – просипел мальчишка. – Я флягу уронил. И вообще все снаряжение. Хоть бы ни на кого не попало…
– Хорошо еще, что флягу, а не эту булыгу. – Генка вздохнул: – Нет у меня воды… Ты как туда попал-то?
– Дурак потому что, – ответил пацан. Он был постарше Генки, выше и крепче. – Там пещерка после дождей открылась, я вообразил, что подземный ход старый. Думал наших удивить… полез один. Ну а там как сдвинется, как поползет все… Я наружу шарахнулся, гляжу – глыбина эта подается вниз. Ну я и подставился. Даже не думал… Страшно там, на спине?
– Не радость, – не стал скрывать Генка. – Да ты весь хорош…
– В поселок надо, к участковому, – мальчишка повозился. – А то эти твои подпорки – не вечные. Чуть шевельнет лишку – и здравствуй, подарок…
– Куда ты пойдешь, у тебя вместо пяток фарш, – удержал его Генка. – Я схожу. Ты только скажи, куда – я не местный…
Мальчишка вдруг хихикнул. Повозил ногами:
– Да прямо внизу под этой глыбой и отделение, и дом его. Я только сейчас сообразил.
– Я быстро добегу! – Генка вскочил. – Я сейчас, я быстро! Я сейчас!..
…Неужели по этому склону он взбирался почти час? Остатки тропинки, кусты… Генка летел вниз, понимая одно – если сейчас он запнется, то к подножию прикатится его труп. Со сломанной шеей. Мальчишка летел, раскинув руки, откинув назад корпус и не закрывая глаз, – а ноги мелькали, как спицы в велосипедном колесе, бросая его то через кусты, то над ямой, то над каменным обломком – бросая раньше, чем успевал отреагировать замерший от ужаса и восторга мозг. Внизу, восхищенно разинув рот, стоял мальчишка лет восьми – и громко ругались две молодые женщины. Генка пролетел между ними – как камень, сорвавшийся с горы – и не сбавил скорости, ворвавшись на улицу поселка…