Денис тогда долго размышлял над сказанным. Нет, он понял, как важна работа отца. Но думал о тех людях, с которыми воюет отец. Какие-то они и правда странные. Зачем тебе вещь, которую даже показать никому не можешь? И вообще – это ведь так здорово: делиться! Когда у тебя что-то есть, чего нет у других – это приятно. Но когда ты можешь сделать, чтобы это было и у других – это… Денис не мог тогда найти слово, но твердо знал: это здорово. И еще. Как можно хотеть, чтобы лес или вода были у кого-то одного?! Даже смешно. А остальным что – не пить, в лес не ходить или правда покупать все это? Ведь даже Император не может сказать про землю: она моя. Потому что она – всех. И его, Дениса, тоже. А как иначе-то?!
В его сознании не укладывалось, что могут быть люди – не в истории, а сейчас! – которые этого не понимают. А раз понимают, но все равно хотят по-другому – значит, они и правда сумасшедшие.
Именно тогда он расхотел быть летчиком. Потому что смутно ощутил, что есть вещи, с которыми нужно бороться немедленно и беспощадно.
Иначе – не будет космоса ни для кого. И получится, что правда никаких на небе звезд нет…
…Снег шел и шел. Денис замер у окна, бездумно следя за падением больших медленных хлопьев. Красиво. Он не боялся снега, как многие из старших. Просто красиво, и все тут.
За воротами плавно скользнули лучи фар, послышалось урчание мотора. Денис насторожился – он мог поклясться, что это был отцовский служебный «Волк»… точно! Угловатый силуэт легковушки проплыл за оградой и остановился около калитки. Хлопнула дверца, отец что-то сказал – и через несколько секунд уже входил во двор по заснеженной дорожке.
А Денис был уверен, что отец давно дома и спит.
Борис Игоревич шел неспешно, чуть покачивая так не идущим к его форме возмутительно гражданским портфелем. Портфель злил Дениса. В школу даже первоклашки бегали с ранцами – копиями армейских рюкзаков или рейдовых рюкзаков космической разведки. Конечно, отец не будет ходить с рюкзаком. Но мог бы хотя бы взять «дипломат».
Правда, когда-то именно с этим портфелем дед вошел в бандитский штаб на берегу Московского моря и сказал: «Складывайте оружие, тут десять килограммов тротила – и палец у меня на кнопке».
И штаб последней в Центральной России бандитской армии сдался одному-единственному «витязю» с портфелем, в котором был речной песок. Так что отец, может, и прав…
Отец на ходу снял фуражку. Посмотрел в небо. И, опуская взгляд, увидел сына, глядящего на него из окна.
– Ну и как это понимать? – негромко осведомился Борис Игоревич, подходя ближе.
Денис пожал плечами и спросил:
– Ты где был?
– Мать спит? – Штабс-капитан Третьяков оперся локтем о подоконник небольшого окна.
– Все спят. Весь город спит. Один мой отец где-то…
– Я не где-то, – возразил Борис Игоревич. – Ну-к…
Повинуясь его жесту, Денис чуть отступил в сторону – и отец ловким движением проник в окно. Выпрямился и закрыл его, не глядя. Денис покачал головой:
– Ну и ну.
– То-то и оно. – Третьяков-старший поставил портфель на пол и увенчал его фуражкой. Расстегнул китель и подмигнул сыну: – Снег над всем северо-западом.
И какое-то предчувствие шевельнулось в Денисе. Не то чтобы нехорошее, недоброе. Нет. Но отчетливое предчувствие перемен – не просто перемен, а перемен абсолютных.
– Что случилось, па? – тихо спросил он, садясь на кровать.
– Сейчас поговорим, – рассеянно ответил Борис Игоревич. – Раз уж ты не спишь, то чего утра-то ждать? Как думаешь, маму будить?
– Что случилось? – повторил Денис. – Па, ну не тяни, пожалуйста.
– Ну что ж, – штабс-капитан Третьяков сел на кровать рядом с сыном. – Поговорим.
Нельзя сказать, что отец заговорил сразу. Он довольно долго просто сидел, думая о чем-то своем – и, похоже, то ли сложном, то ли неприятном. Денис тоже молчал. Предчувствие перемен нарастало и становилось непереносимым, как физический позыв, но он молчал. Ждал. Отец должен был заговорить, как обещал.
Штабс-капитан ОБХСС Третьяков повернулся к сыну и посмотрел ему в глаза:
– Сын, ты слышал, что такое Семиреченская республика?
Денис на секунду задумался – и перед глазами словно сама собой встала карта из учебника географии.
– Семиреченская республика? – переспросил он. – Ну, это такое государство у западных берегов моря Балхаш. Между Балхашем и хребтом Голодный. Главный город – Верный. Три четверти территории – субтропический лес. Миллиона три населения, кажется. Ну… – Он еще честно подумал и пожал плечами: – Все, больше ничего не знаю… У нас политическая география только на будущий год начнется.
– Четыре, – дополнил Борис Игоревич. – Четыре миллиона населения, и еще ты забыл добавить, что оно возникло в самом конце Безвременья, и в период Серых Войн было нашим союзником. Раньше такие государства были полезны. Как крепостная стена… Их было штук десять – Желтороссия, Крымское княжество… ну, ты учил. Но сейчас многое изменилось. Осталось всего несколько; Семиречье – одно из них. Начать с того, что туда свалила всякая шушера, которую здесь прижали. От обычных жуликов до рыбки покрупнее. Мы, соответственно, постепенно присоединяем эти земли. Но стараемся делать это осторожно. Все-таки там живут наши сородичи, пусть и немного с другими взглядами на мир, – Борис Игоревич над чем-то задумался и тяжело вздохнул. – Вот и с Семиречьем та же история. Живут те же самые русские. А в головах… В общей сложности в Семиречье насчитывается восемь партий. На мой взгляд, это на восемь больше, чем нужно. Далее. В этих партиях состоит около пяти миллионов человек…
– Погоди, – Денис захлопал глазами. – Как – пяти? Ты же говорил, что там всего четыре…
– Ну, это, сын, и есть одна из главных загадок демократии, – невозмутимо ответил Борис Игоревич. – Это еще не все. На последних выборах эти партии в сумме набрали пятьсот шестьдесят процентов голосов избирателей, что составило порядка семи миллионов голосов…
Денис ошалело помотал головой. Отец засмеялся:
– Что, дикая арифметика? То-то… Идем дальше. Три партии из восьми к нам настроены абсолютно враждебно…
– Па, но там же тоже русские! – возмутился Денис.
– Во-первых – не только. Там есть восемь автономных немецких деревень, но немцы политикой не занимаются. А во-вторых – а ты что думаешь? Есть русские, и есть русские. И кое-какие русские не очень-то хотят, чтобы там наступила наша власть. Потому что тогда очень многое уплывет в руки государства, а значит – всей нации. Добывающие комбинаты, например. И еще до фига всега, как вы выражаетесь.
Денис распахнул глаза так, что они стали вдвое больше:
– Там частная собственность на природные ресурсы?!