Мальчишки почти искренне переглянулись и, не сговариваясь, подняли плечи в жесте невинно-оскорбленного недоумения.
– Мам, я ничего не делал!
– Ольга Ивановна, а я-то вообще что?!
– Спать марш! – домохозяйка шлепнула по столу посудным полотенцем и тут же смутилась… но Денис вскочил из-за стола первым:
– Уже идем!
* * *
В комнате мальчишки вдруг смутились – оба. То ли от того, что надо было укладываться днем, то ли от того, что не знали толком, как им теперь себя вести, как будто и не было утреннего спора. Они молча убрали – точнее, просто сдвинули в угол, успокаивая себя мыслью, что работа еще не закончена, даже не начата, в общем-то, – альбомы, бумаги и коробки, потом Денис подошел к так и не убранной постели.
– Ложимся, что ли? – смущенно буркнул он.
Олег пожал плечами, переложил из-под подушки на стул очередную растрепанную книгу и улегся. Хмыкнул:
– Уже не помню, когда лежал днем.
Денис не ответил. Мальчишки молчали минуты три. За окном покачивались ветви деревьев.
– Денис, спишь?
– Не, – Денис перевернулся на живот. – А что?
Олег смотрел в потолок, но, когда Денис задал вопрос, повернулся на бок.
– А кто такой Монфор [25] ? – спросил он.
Денис округлил глаза:
– Какой Монфор?!
– Вот я и не знаю, какой, – глаза Олега странно блестели.
Денис сел.
– Ты чего, Олег?
– Ну, ты не знаешь, кто он такой?
– Ну… – Денис пожал плечами, глянул в окно. – Француз, судя по фамилии…
– Французы – это ведь народ такой?
– Ну, да… в Канаде живут, и в самой Франции местами.
– Значит, француз, – Олег вздохнул. – И все? Ну, в истории там или где еще нет ничего?
– Ну, я не знаю, – Денис покачал головой. – Я не учил. Можно будет как раз спросить у Франца Ильича или самим поискать… А что тебе этот Монфор дался?!
– Я его ненавижу, – спокойно ответил Олег. Засмеялся. – Да я понимаю… Ненавидеть человека, про которого ничего не знаешь… и вообще – неизвестно, был он, нет… Понимаешь, Денис… Я маленький был совсем. Лидка… моя сестра, которая…
– Пропала? – Денис облокотился о спинку кровати.
Олег коротко кивнул:
– Да… Я маленький был совсем. Она мне песни пела. Как колыбельные. Я привык, без них не засыпал. Странные такие. Я сейчас даже не знаю, откуда она их брала. Да и не помню ни одной целиком, только куски… Вот… Там была такая – про парня, который живет себе, живет и вспоминает чужую память. Что вроде как он какой-то король… или кто-то вроде… и защищает… не помню, что защищает. Но там в конце такие строчки… – Олег рвано вздохнул, сел и, не сводя глаз с Дениса, тихо произнес:
Возвращаясь назад, он неспешно идет,
Игнорируя огненный глаз светофора,
Ибо знает, что знамя его упадет —
И растопчут его крестоносцы Монфора… [26]
– Вот. Я слушал и плакал по-тихому. Можешь смеяться. Но правда так. И я ненавижу Монфора.
– Ты сказал Мишке, что проще ненавидеть всех, – сказал Олег.
– Да, говорил. И даже думал так… до того, как увидел сегодня утром твой фильм… – Олег снова лег. – Но началось с той ненависти. Я даже представлял себе это. Как в книжках. И сейчас я его ненавижу. Я не смог объяснить, но ты знай…
– Я… – Денис покусал губу. – Я, кажется, понимаю… но я тоже не могу объяснить… что понимаю.
– Может, встанем и… – Олег зевнул и удивленно пробормотал: – Что-то глаза… и вообще…
Денис догадался, что «вообще» – и успел еще усмехнуться. Ай да мамочка. Чай. Только теперь до него дошло, что это был за чай – травяная смесь, пусть мальчики отдохнут…
Он хотел сообщить это Олегу, но было лень шевелить любыми частями тела. И языком, и веками, и руками с ногами, и даже пальца…
…Ольга Ивановна заглянула в комнату и покивала. И сын, и хозяйс… вот ведь!.. мальчик Третьяковых спали – глубоким сном. Женщина постояла в дверях, глядя на спящих.
– Неужели все хорошо будет? – шевельнулись ее губы.
Она постояла еще, извечным жестом прижала к глазам передник – и тихо вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.
* * *
Валерия Вадимовна директора клуба нашла сразу, не в пример Денису. Теперь этот лысый толстячок покорно семенил за посетителями, поминутно тяжело вздыхал и вытирал лысину огромной клетчатой простыней, которую потом прятал в карман легкого пиджака отчетливо трясущимися руками. На Валерию Вадимовну он смотрел обреченно, на Франца Ильича – умоляюще, на мальчишек – с опаской. Но это было сперва, а стоило Валерии Вадимовне увидеть историческую кучку – и Денис сам испугался матери. Директор же превратился в кусок студня.
– Так, – шмякнула печать. – Вы уволены. С этого момента, – из полевой сумки возник блокнот. – Пишите заявление.
– Валерия Вадимовна… – набрался мужества директор. – Но Семская… Дарья Аркадьевна…
– У вас есть акт санитарной проверки, подписанный главврачом «Энергии»? – Третьякова стала похожа на учуявшую след гончую.
Денис тоже напрягся: если такой документ попадет в руки матери – уже завтра сдобный пончик будет под судом. Но, очевидно, директор и сам понял всю опасность такого развития событий лично для себя. Лучше отвечать за неисполнение СВОИХ обязанностей, чем вызвать гнев руководства «Энергии» за сдачу одного из видных чиновников компании.
– Нет акта, – прошелестел он.
Валерия Вадимовна не подала виду:
– Отлично. Денис, сделай десяток самых интересных снимков.
– Понял, – Денис снял крышку с объектива «Зенита». И первым делом с удовольствием щелкнул пресловутую кучку…
… – Проще строить заново, – резюмировал Шенк. – Две трети помещения – одноэтажный зал, что с ним делать?
– Ну – заново… – Валерия Вадимовна развела руками.
– Я подсчитал – в школе будет около двухсот человек. – Денис спокойно вывинчивал шурупы из засова металлической двери.
Олег бродил по залу, включая свет.
– Ну вот, – сказал Франц Ильич и окликнул Олега: – Ветлугин, над сценой поищи свет.
– Ага, Франц Ильич, – голос Олега гулко полетел по залу.
– Можно местную школу конфисковать, – предложил Денис.