_Та,_что_помнила_мою_любовь:_
_Рианнон,_что_всех_прекраснее,_
_Рианнон,_что_всех_печальнее,_
_О_Рианнон,_что_всех_несчастнее. [1]
— Чёрт, — сказал Гарав по — русски. И…
Да что это такое, не может быть?!
Гауров на тропе не было.
Ни единого.
А туман сполз в стороны — и Гарав увидел приближающуюся фигуру, словно бы окутанную серебристым сиянием… с еле заметными алыми искрами.
Мальчишка отставил щит, отложил арбалет и наконец — то стащил шлем. Ночной воздух оказался не таким уж душным — он обмахнул лицо приятной прохладой, Гарав на миг зажмурился от удовольствия… а когда открыл глаза вновь — странный певец стоял в нескольких шагах.
Да, несомненно, это был эльф. Причём какой! Могучий стройный атлет возносился над Гаравом на две головы. Да что там невысокий Гарав — эльф далеко превосходил ростом и высокого Эйнора, да и большинство виденных тут мальчишкой самих же эльфов. Странные серебряные волосы, схваченные тонким обручем красного металла с синим камнем — звездой, водопадами рушились на широкие плечи, укрытые тёмным плащом, сколотым излучающей голубой свет брошью из драгоценного камня. Плащ почти скрывал его фигуру, видны были только рукоять меча (на ней лежала рука в кожаной перчатке с сияющими перстнями) и носки мягких сапог.
Эльф смотрел на человеческого мальчишку сверху вниз внимательными серыми глазами — большими и полными спокойного страдания. Гарав именно так и подумал, зачарованно глядя в них: спокойного страдания. Того, которое стало привычным. Не меньше сделалось — нет. Лишь превратилось в часть жизни. Неотъемлемую, от которой эльфа не избавит и смерть.
И Гарав вдруг понял — волосы эльфа не серебряные. Они просто седые.
Заговорить Гарав не успел.
— Илльо, ты?! — мелодичный голос эльфа был удивлённым.
— Я… — Гарав кашлянул. — Нет, я… я не Илья… — он удивился: откуда нолдор — а это несомненно был нолдор! — знает русское имя?!
— Прости, — эльф поклонился немного. — Да, конечно. Просто у меня в голове уже давно многое путается, и ты показался мне похож на одного… человека… — это слово прозвучало странно, то ли с сомнением, то ли с насмешкой. — Но пусть. Это ты кричал, что тут гауры?
— Я кричал, — Гарав как будто очнулся. — Но я думал тебя предупредить. Aiya, noldo,[77 — То, что сказал Пашка, звучит не только грамматически неправильно, но и просто — напросто оскорбительно. Это два поставленных рядом квэнийских слова: «Привет, нолдо!» Для наглядности представьте себе, как к гуляющему по парку президенту вдруг невесть откуда подошёл сильно поддатый тинэйджер и выдавил из себя: «Првет, прэзик!» Эффект примерно тот же.] — вспомнил мальчишка запоздало кое — какие слова из квэнья.
Губы эльфа неожиданно тронула лёгкая улыбка.
— Elen sila lumenn' omentielvo[78 — Очень доброжелательно традиционное эльфийское приветствие, дословно — «Звезда осияла нашу встречу!»] — вот как правильно, — сказал он мягко и необидно.
— Elen sila lumenn' omentielvo, — повторил Гарав. — Ты спугнул гауров. Я не знаю, как тебе это удалось, но спасибо тебе, — и он поклонился, приложив левую ладонь к сердцу.
— Ты, я вижу, воин, — без насмешки или удивления сказал эльф. — Куда ты держишь путь по этим опасным местам?
— Я… убегаю, — честно сказал мальчишка. — От себя. Я был оруженосцем… — вздохнул Гарав. — Был… оруженосцем. Но я предал своего друга… и своего рыцаря, который тоже был мне другом, — неожиданно добавил он и расплакался.
Это было нелепо и почти смешно. Закованный в сталь и опоясанный мечом парень плакал, стоя на ночной лесной тропинке перед молчаливым странным эльфом. Но Гараву было плевать, что это нелепо и смешно. Ему не было прощенья и у него не было будущего. Лучше бы его разорвали гауры, и зачем он защищался, зачем крикнул?!
— Лучше бы меня… растерзали… эти твари… — выдавил он сквозь рыдания. И услышал над собой:
— Расскажи, seldo [2]
Голос эльфа звучал равнодушно. Но Гарав не обиделся. Он просто понял, что за плечами эльфа — такая огромная жизнь, что в ней вот такие лесные дороги и человеческие мальчишки, верящие, что их несчастье первое и самое страшное в истории мира — были много раз. Однако… рассказать о своём позоре?! О трусости?! О жалком вое?! О предательстве?! О том, как он почти стал игрушкой Ломион Мелиссэ?! Гарав отчаянно замотал головой.
— Нет… я не могу… прости…
— Пусть так, — кивнул эльф и взял Гарава за плечо, повёл рядом с собой. Арбалет оказался в руке Гарава словно бы сам собой, щит — за плечами, шлем — в другой руке… — Хочешь, я спою тебе?
Мальчишка молча кивнул и всхлипнул. И почти сразу приоткрыл рот. Голос эльфа был… нет, всё то, что он подумал, услышав его впервые издалека, оказалось… оказалось слишком мало для певца. Как для Пушкина слово «поэт».
_Свет_серебра_струил_Тельперион,_
_И_золото_ронял_Лаурелин…_
_Вы_просите_спеть_песню_тех_времен?_
_Я_не_могу_ — _ведь_песни_те_ушли._
_А_может_быть,_я_сам_ушел_от_них,_
_Оставив_их_навек_в_земле_Аман…_
_Я_спеть_могу_вам_о_волнах_морских,_
_Одетых_в_серый,_призрачный_туман._
_Я_бросить_эти_песни_мог_в_пути,_
_На_битом_льду,_где_были_мрак_и_смерть._
_Мне_этих_песен_больше_не_найти…_
_Я_вам_могу_о_Хелькараксе_спеть!_
Гарав не знал названий мест, которые слышались в песне эльфа. Но тоска — тоска и боль — словно рисовали перед ним на экране странные туманные картины: сияющий город на склоне зелёной горы, увенчанной белой шапкой, гневные лица, почему — то — вздыбленные торосы льдов и цепочки путников среди них… Гарав не понимал, что это. Он просто слушал.
_Я_спеть_могу_о_зареве_вдали,_
_Что_опалило_край_небес_огнем._
_В_том_зареве_сгорели_корабли,_
_И_песни_мирных_лет_сгорели_в_нем._
_В_сраженье_жарком,_в_яростном_бою_
_Забыть_я_песни_радостные_мог…_
_Я_песню_боевую_вам_спою,_
_Отточенную,_как_меча_клинок._
_Война_и_смерть…_Не_сосчитать_могил._
_И_навсегда_земли_могильной_плащ_
_Песнь_о_Земле — Не — Знавшей — Смерти_скрыл…_
_Я_вам_спою_о_павших_в_битве_плач._
_А_если_не_по_сердцу_будут_вам_