— Они твои, — сказал Эйнор.
— Помоги снять шлем, — попросил Гарав, перекидывая на спину щит и вкладывая (сначала провёл рукой по клинку — проверил) меч в ножны.
Как всегда без шлема воздух показался страшно холодным. Мальчишка несколько раз глубоко вдохнул его и встал на одно колено напротив женщины.
— Твой сын посочувствовал мне, когда по приказу вашего короля меня гнали в рабство, — тихо сказал он, глядя в полные горя и слёз глаза. — Я жалею, что мы вынуждены были разорить вашу деревню. Если твой сын умрёт — мне тоже будет жаль. Если же он выживет… вы ничего не должны мне. Я не беру женщин силой и не отнимаю чужую свободу, мать.
Он встал. Забрал у Эйнора шлем, поклонился:
— Благодарю, мой рыцарь… Благодарю.
До Восточного тракта и моста через Сероструй оставалось около двух дней пути. Уходящую пехоту преследовали дождь и зарево пожаров — конники Готорна жгли склады и укрепления на ангмарской линии обороны. Но торопиться всё равно следовало — никому не верилось, что Ангмар оставит безнаказанным налёт, а пехоту сковывали раненые, которых везли на волокушах. Раненых, искалеченных и больных было около полусотни; в предыдущих боях погибло вдвое больше, и их похоронили в лесах. Без следа, только память осталась за людьми. На волокушах везли и отбитое золото и серебро — несколько солидных сундуков.
Сентябрь — йаванниэ оказался мокрым и холодным. Гарав давно забыл, как это — согреться. И уже несколько раз обнаруживал, просыпаясь по утрам, что идёт не дождь, а мокрый снег. Палатку — единственную на весь отряд, которую забрали из обоза — они отдали под раненых, и в этот вечер опять были буквально по уши в грязи. Эйнор был на ногах — обходил часовых. Оруженосцы худо — бедно приготовили ужин, который Гарав в сердцах обозвал «тошниловкой» (но свою порцию съел). Фередир, ругаясь по поводу сапог, с которыми ему не везёт, сидел босиком, поставив ноги на щит, и чинил подошву. Гараву сапоги снимать было страшно — у него имелось стойкое ощущение, что они и держатся только потому, что по кускам пристали к ногам.
— Эйнор тут? — спрашивал кто — то в темноте, переступая через спящих и ужинающих. — Эйнор где? Где Эйнор?
— Сюда! — позвал Фередир. Подошли двое лучников — эльфов. Не менее замотанные, чем люди, они ухитрялись сохранять и живость, и веселье, и даже более — менее приличный внешний вид.
— В пещере недалеко орки, — сказал один из эльфов. — Мы внутрь не полезли. Двое наших там, а мы ищем Эйнора, пусть даст людей проверить.
— Нету Эйнора, — Гарав поднялся. — Пойду гляну.
— Я пойду, — поднял голову Фередир. Гарав пихнул его в затылок:
— Сапог чини… Талие!
— Ау, — отозвался из мокрой полутьмы один из сотников.
— Дай человек десять.
Гарав принялся затягивать ремни. Сотник с руганью поднимал людей. Эльфы ждали.
— Не буду я тебя больше гонять сегодня, не буду, — шурша металлом, Гарав пошёл к лошадям, обнял Хсана за шею и расцеловал. Тот всхрапнул благодарно и положил голову на плечо хозяина. — Устал, хороший мой, быстрый мой, радость моя…
— Куда идём — то? — спросил, подходя, старый знакомец, Айгон. Его сын Тэхзар тоже был тут — оба остались живы и не покалечены.
— За мной, — буркнул Гарав, цепляя шлем на щит за спиной. — Мимо не пройдём.
Он сделал несколько шагов и ощутил, как в левый сапог начала сочиться вода…
…Около пещеры эльфы развели костёр. Сами держались в тени деревьев, но, увидев подходящих людей, вышли к огню. Из пещеры слышался шум, жалкий, тихий.
— Женщины и дети там, — сказал один из эльфов. — Мы бросили пару факелов и рассмотрели. Воинов нет. Наверное, из обоза разбитой армии, прячутся ото всех. Мы не стали стрелять.
Плач и скулёж в пещере сделались громче. Люди, пришедшие с Гаравом, запереглядывались.
— Женщины и дети? — Гарав вбросил в ножны Садрон, вытащил топор из петли и шагнул внутрь…
…Когда через минуту внутри затих последний взвизг, и мальчишка вышел наружу, вытирая полотно топора какой — то тряпкой, то от него подались в стороны. Гарав был иссиня — бледен и часто сглатывал, но посмотрел вокруг с вызовом, и кто — то из воинов проворчал:
— Ну и правильно. Что у наших семей, вода вместо крови, а у них чистое золото — нашу им лить можно, а нам ихнюю нельзя?
Эльф — из тех, что ходили за помощью — покачал головой:
— Ты жесток, человек.
— На моих глазах их хозяин, — Гарав кивнул за плечо в пещеру, — сжёг заживо женщину и малыша из твоего народа.
Эльф снова покачал головой, но теперь ничего не сказал.
— Назад и отдыхать, — скомандовал Гарав. И не глядя поймал рукоятью топора петлю на поясе.
* * *
Деревня пригорян была большой, населённой, и отряд Эйнора встретили в ней со всем радушием — после марша по рудаурским землям, то пустым, то враждебным, такое было праздником. Настоящим. Трактирщик — владелец солидного двухэтажного здания — радушно распахнул двери своего заведения (пусть тратят деньги!). Мост через Сероструй был рукой подать, за ним — артедайнская армия, сзади подходила своя конница, и вообще марш, кажется, закончился. Эльфы, правда, с людьми не шли — свернули в леса, подтверждая мысль Гарава о том, что холмовики воюют между собой, и лучники уходят им на помощь.
Эйнор уехал, разрешив отдых. Оруженосцев с собой он не взял и ничего не объяснил, кроме того, что вернётся утром — а вместо себя оставил одного из сотников…
…Люди собрались в нижнем зале трактира, практически до отказа его забив. Раненых и больных разместили по домам, а остальные явно собирались отдыхать «по полной». Оруженосцы устроились за столом — честно говоря, не веря, что это правда — комната и огонь в очаге плюс горячая еда. А вокруг требовали вина, пива, мяса — и трактирщик явно подсчитывал барыши.
— Расторгуется за весь год — и с семьёй вместе на побережье в Гондор, — сказал Гарав задумчиво, чувствуя, что никак не может расслабиться — в теле всё было натянуто на болезненные струны. — Может, мне не селекцией заняться, а курорт открыть?
— Думаешь, ты первый? — Фередир понял сказанное. — Там полно постоялых дворов… Эх, съездим мы с тобой к нам — увидишь!
— Теперь будущей весной, — Гарав поморщился. — Зимовать — то куда загонят, неужели правда в поле?.. Знаешь, Федь, я никак… ну… в общем, тяжело как — то, как будто хочу уснуть и просыпаюсь, хочу — и просыпаюсь…