Хотя нет – придурком Богдан не был. Еще в прошлом году он отхватил бронзу в Императорских Юношеских по классу «малый реактивный», а в начале этого получил Премию Цесаревича за разработку маячной системы посадки авиатранспорта. Ну, нравилось парню выставлять себя то ли придурком, то ли просто асоциалом из старых времен. «Свобода – так на всю катушку!» – как иногда говорил Богдан.
Алька тут же начала с подъемом рассказывать о том, как позавчера они с девчонками проверяли снаряжение для вылазки к одному горному кряжу на предмет находки там артефактов Рейнджеров. Это у нее пунктик. Ну что Рейнджерам делать на такой планетке, как Одиннадцатая? Но энтузиазм заражает – Генка слушал, кивал, мычал, а когда Богдан начал за Алькиной спиной корчить утрированно-вдохновенные рожи, не выдержал:
– Кончай!
Алька обернулась, немедленно все поняла и, вспыхнув, сказала:
– Свинья! – и ускорила шаги, оторвавшись от мальчишек.
Богдан не смутился. Его вообще трудно было смутить, он сам предпочитал делать это. Как, к примеру, два месяца назад, когда он изложил на социологии свою теорию окружающего мира. По его мнению, все вокруг – большой эксперимент, поставленный Мировым Разумом, и эксперимент этот близок к завершению, о чем свидетельствует константа убывания энтропии, каковая энтропия является неотъемлемой частью процесса развития цивилизации: как она сойдет на нет – тут всем и Армагеддон. Виктор Борисович, социолог, выслушал Богдана в полном спокойствии, поставил ему за семинар «пять» и вежливо попросил более не читать на ночь Шопенгауэра, а если уже свербит – взять «Комментарии» англосакса Озрика Генти.
– Чего ты заводишь ее? – толкнул Генка Богдана под ребра.
Тот пожал плечами и вместо ответа объявил:
– А вон и транспорт.
Внутренний транспорт в Красном Порту – открытые автоматические электровозы, идущие по заданным маршрутам. Один такой стоял на углу 17-й и 18-й линий, и с него уже махали ребята и девчонки, одноклассники друзей. Алька, по-прежнему не оглядываясь на мальчишек, запрыгнула на платформу первой и подсела к своим пионеркам.
Отвечая на приветственные тычки, мальчишки пробрались на свободные места – и Богдан тут же воткнулся взглядом в установленный на носу платформы экран. Генка вытянул ноги в проход и бросил ворвавшейся на уже двинувшуюся платформу Машке:
– Проснулась?
– Мама велела тебе передать, чтобы ты не задерживался сегодня в школе, – заявила младшая сестричка, села наискосок и достала из рюкзачка каталог одежды.
Платформа набрала скорость и выскочила на транспортный ярус, по которому потоком неслись вагонетки. Полосы для городского транспорта были почти пусты. Генка устроился удобней и благожелательно осмотрелся. Ребята вокруг менялись разной ерундой вроде дисков с новыми фильмами и минералов для коллекций – этим на Одиннадцатой увлекались даже девчонки. По рукам ходили несколько номеров «Пионера», «Костра», «Вестника Русской Империи» и местной газеты «Вокруг порта».
Все, как обычно.
Платформа вылетела на верхний ярус, и Генка заметил, как сидящая справа девчонка с рюкзачком на коленях вздрогнула и привстала, безусловно выдав себя, как приезжую – даже если бы Генка не вспомнил, что не видел ее раньше.
Ну, это в самом деле было жутковато. Керамлит невидим, а несущие арки тоннеля – очень тонкие, поэтому по первому разу всем кажется, что платформа с разгону выперлась на поверхность. Слева и справа ветер срывал с верхушек барханов, отливавших червонным золотом, вихри красного песка. Чуть подальше видна была около черных скал машина ремонтников – там гектар за гектаром серебристо поблескивали солнечные батареи, питавшие все поселение энергией. В здешних местах это был самый дешевый и выгодный способ. Над скалами поднималась угловатая громада корабля – медленно, она казалась вообще неподвижной, от решеток лидаров до острых копий пламени из реверс-моторов.
– Балкер «Слон» уходит на Землю, – сказал Генка, чуть нагнувшись через проход к девчонке. – За горами, там – грузовой космодром.
– А? Да, спасибо… – Девчонка бледненько улыбнулась, потом вздохнула и как-то очень мило наклонила голову вбок. – Я перепугалась.
– А все пугаются первый раз. – Генка улыбнулся как можно шире и мужественней. – А ты новенькая, это точно. Как тебя на Одиннадцатую занесло?
– Не меня, а папку, – пояснила она, но тут же поправилась, очевидно, опасаясь обидеть старожила: – Но мне тут нравится!
– Неужели?! – изумился Генка, и новенькая рассмеялась. – А кто у тебя отец?
– Новый начальник портовой полиции, – гордо сказала она и наконец представилась: – Я Уля… Ульяна Устинова.
Все три космопорта Луны охранялись своим полицейским подразделением – оно и больше, и не такое бездельное, как городская полиция, в его ведении и посты лидарного предупреждения, и противокосмическая оборона, и таможня… Короче, начальник портовой полиции – фигура, даже если и у него половина функций – фикция. Например, та же ПКО – от кого обороняться? Или таможня – ну скажите на милость, откуда в космосе контрабандисты? Космос-то открылся, а вот мечты и надежды встретить в нем высокоразвитый технический разум, похоже, так и остаются мечтами и надеждами…
– Никишов, Генка, – кивнул Генка, а больше ни о чем они поговорить просто не успели – платформа подкатила, снижая ход, к мраморной арке, на которой золотом было высечено:
Нельзя воспитать мужественного человека, если не поставить его в такие условия, когда бы он мог проявить мужество.
А. С. Макаренко
* * *
Как очень часто бывает на нервном подъеме, Генка плохо запомнил, как делал доклад. Знал, что было тихо и все смотрели на него. Наверное, одноклассники и отворачивались, и двигались, но Генка этого не заметил, ему все запомнилось именно так – повернутые к нему знакомые лица и неожиданно незнакомо построжавшие глаза.
У него все было рассчитано по минутам, однако он не следил за временем – тема подхватила и несла его сама. Такое же восторженное состояние мальчишка испытывал и когда готовился к докладу, читал выбранную литературу. Люди страшной и святой эпохи, о которой он говорил, представлялись ему кем-то вроде витязей из эпоса. Всего-то – мир со всеми его людьми, с космосом, с журналами и выходными, с фильмами и песнями, с Землей и звездами – вот этот хороший, добрый, веселый мир есть только потому, что они тогда умирали, голодали, сражались и оставались непоколебимы, как… нет, не как скалы, куда скалам – как настоящие люди!
Генка опомнился, только когда закончил доклад.
– Вы все знаете эти слова, и я вполне могу отнести их к людям, о которых сейчас рассказывал… «Им страшно только забвение. Помните. Пожалуйста – помните», – и, нажав на кнопку стерео, отошел к «окну», где под легким ветром покачивались волны трав в степном море.
По классу пронеся шепоток, и даже учитель истории Игорь Алексеевич Могилев сделал шаг вперед от стены, возле которой стоял все это время. У Генки и правда получилось удачно – он голографировал кусочек старой хроники, и сейчас вышедший из боя «витязь» РА, неся в руке шлем, в замедленном темпе шел сквозь падающий снег из глубины «окна» – в класс. Все подались вперед и застыли, не сводя глаз с приближающегося человека. Свет в классе погас, и Алхунов запел (Генка долго искал именно эту древнюю запись)…