Я показал два пальца и сжал кулак. Мой жест, означавший двоих пленных, пробежал по цепочке.
– Рось!..
Я перелетел куст, в прыжке ударив ногами в грудь урса – упал на него сверху опять же ногами, раздавливая грудную клетку. Звиг-загг – сказали клинки, ятаган переломился с высоким звуком, выбрызгивая искры, урса отлетел к дереву, и моя дага наискось перерезала ему горло. Крутнувшись, я поймал и отбросил дагой брошенную в спину толлу. Хозяин ее, метнувшийся ко мне с занесенным топором, получил пинок в грудь и рухнул прямо на тесак Димки. Еще один до меня не добежал – в левом ухе у него вырос метательный нож Игоря.
Но я не особенно огорчился – передо мной вновь маячила раскрашенная маска… Урса отбил мой палаш верхним краем щита, дагу – ятаганом. Я скользнул на нижний уровень и отрубил ему ноги ниже колен. Он смешно заковылял по грязи на обрубках, поливая ее кровью, потом дико завыл и рухнул на живот. Ударом ноги сверху вниз я сломал ему шею.
– Все, не оглядывайся, Олег, – со смехом сказал Ясо, вытирая палаш о широченный лист, – остались только пленные.
– Раненые есть? – уточнил я.
– Плечо, – весело признался Колька. – Кость цела, ничего…
Кость у него и правда была цела, но левое плечо сильно разрубили ятаганом.
– Но зато я его в плен взял, – похвастался Колька, кивнув на связанного урса.
– Аж пятерых взяли! – восхитился Раде.
– Ну оно и к лучшему. – Я ткнул в одного из урса. – Вот этого поставьте на ноги… – Подождав, пока мой приказ выполнят, я подошел к остальным четверым и начал их рубить…
– Думаю, вопрос ему вполне ясен? – уточнил я, обращаясь к Йенсу, который держал урса, и одновременно подставляясь под льющие с деревьев потоки, чтобы смыть кровь.
Йенс, ударяя урса локтем в позвоночник, начал задавать вопросы – отрывисто, его знаний языка хватало только на то, чтобы объясниться, а другие (и я в том числе) вообще ни слова не знали. Тот отвечал высоким от ужаса, визгливым голосом, умоляюще косясь на немца.
– Он ничего не знает о барабанах. – Йенс, сдувая с губ воду, с улыбкой посмотрел на меня. – Они их слышат, потом приходит бокор и говорит, что делать. Они живут прямо тут, на плоскогорье.
– На плоскогорье? – отрывисто переспросил я. Йенс кивнул. – Спроси его, что сказал бокор на этот раз. Что он сказал о нас?
Йенс продолжил допрос. Похоже, урса боялся отвечать, но немца он боялся еще больше. Йенс отпихнул его, с такой силой ударил по лицу, что урса швырнуло в грязь, где он скорчился, глядя на нас расширенными, бессмысленными глазами.
– Он говорит, что бокор сказал: на реке плот с белыми, их надо убить, как убили прошлый раз тех, кто приплыл на лодке со звериной головой.
– Значит, См… Игоря убили они, – сказал Олег, доставая топор. Я перехватил его запястье, ощутив злую силу сопротивления:
– Подожди. Если мы его убьем, кто поведет нас?.. Йенс, скажи этому выродку, что он будет жить, если проведет нас на это плоскогорье.
* * *
Когда голубое, яркое небо резануло по глазам, я невольно отшатнулся и вскрикнул – настолько это было неожиданно. Последние три часа мы поднимались в каком-то тумане, и до меня только теперь дошло, что мы поднялись выше слоя дождевых облаков, затянувших джунгли в каком-то полукилометре от земли.
– Небо… – сказал Раде, потягиваясь. Следом выходили из джунглей остальные, и я рассмеялся, глядя на них в свете только-только поднявшегося солнца. Они тоже ржали, как кони, глядя на меня и друг на друга. В самом деле, зрелище было то еще. Отряд леших на прогулке. Причем мокрых и истощенных леших.
– Отдохнем, а? – предложил Ромка умоляюще. – Ну хоть часок…
– До места еще далеко? – кивнул я Йенсу на урса. Тот задал пленному несколько вопросов и повернулся ко мне:
– Говорит, что вон там – спуск, и все, их селения в долине.
– Угу, – кивнул я, и Олег, подойдя к урса, раскроил ему череп топором. – Теперь можно отдохнуть…
– Мы запаршивели, как помоечные щенята, – буркнул Ясо. – Черт побери, что с моими волосами – не видел раньше, и при солнце не видеть бы!
Я не был склонен уделять столько внимания своей внешности, как Ясо или Раде, но не мог не согласиться с ними сейчас. Хотя бы на своем примере. Обычно волосы мне подрезала Танюшка, и сейчас мокрая, спутанная грива кое-как обкромсанная клинками товарищей, могла напугать кого угодно, особенно если учесть, что на две трети от корня волосы вернули себе свой природный темно-русый цвет, а ближе к концам сохранили темно-бронзовый выгоревший оттенок. На плечах, над бедрами, на пояснице, у колен и вокруг щиколоток – короче, везде, где кожи плотно касалась одежда или ремни, – кожа слезла до крови и осклизла от грибка. Почти то же самое было под мышками, в паху и между ягодиц, а межпальцевые промежутки на руках и ногах кровоточили. И так жилистый, я еще больше похудел, ребра и ключицы выступили наружу, а все остальное тело обвивали жгуты жил и мускулов.
Я почти заставил себя разложить вещи, оружие и одежду на камнях – и рухнул в траву, наслаждаясь сухим теплом. Судя по отдельным междометиям, остальные тоже вовсю ловили кайф.
Как и когда я уснул – заметить не удалось. Убитый у Тихоокеанского побережья Америки Сережка Лукьянко говорил, что невозможно поймать момент наступления сна… Зато всегда замечаешь, когда и как проснулся.
Солнце выползло в зенит и пекло вовсю. Раньше, уснув на таком солнышке, я проснулся бы свежесварившимся, да и сейчас суставы ломило. Рядом со мной, обхватив одной рукой коленки, сидел Ромка. Другую ладонь – слегка дрожащую – он держал над моим лицом, защищая его от солнца.
Несколько секунд я смотрел на эту ладонь. Потом – Ромка отдернул ее – сел, опираясь на руку.
Все остальные еще спали. Часовых не было, и я выругался про себя – на себя же. Одно-единственное вот такое «упущение» вполне способно перечеркнуть годы жизни.
– Давно так сидишь? – спросил я, ощущая блаженство уже просто от того, что в первый раз за пять месяцев просох.
– Нет, – он пожал плечами. – Тебе солнце прямо в лицо светило.
– Ромыч, – я помедлил. – Ты только не обижайся. Давай сразу все выясним, – он не сводил с меня удивленных глаз. – Ты что, в меня влюбился?
Глаза – хлоп-хлоп-хлоп. И не наигранно, а – первый «хлоп» удивленно, второй «хлоп» непонимающе, третий «хлоп» обиженно. Четвертого «хлопа» не было, но именно во время, нужное для него, я понял, что смертельно обидел мальчишку – и успел перехватить его за плечо, заставив сесть обратно; он уже вскочил почти и выдохнул:
– Пусти.
– Ладно, – я убрал руку. – Понимаешь, у нас…
– Я знаю, мне рассказывали про Сашек… ну, про Бубненкова и Свинкова… – ответил он. – Но я ничего такого… – Он вздохнул, и я правда понял, что обидел его зря.
– Извини, – покаянно сказал я. – Просто, знаешь, я столько тут разного навидался… в том числе и того, про что ты говорил…