– Я держал саблю над вашей головой, когда вы выходили из собора.
– Это было давным-давно, – заметила леди Пердита. – Подумать только – сабли!
К ним подошла босоногая секретарша с кувшином и стаканом:
– Не хотите ли выпить?
– А что это?
– Ничего другого здесь нет, – сказала она. – Это я сама приготовила. Южноафриканский херес пополам с чем-то, называемым «оулд фальстаф джин».
– Что-то не хочется, спасибо, – уклонился от угощения Людович.
– Сноб, – сказала леди Пердита. – Налей мне, Фрэнки, дорогая.
– Вряд ли здесь хватит всем.
– А ты налей мне порцию этого гостя.
В разговор вмешался хозяин дома:
– Пердита, я хочу познакомить вас с доктором Яго из Коимбры. Он немного говорит по-французски.
Людович остался в обществе секретарши, скрывавшей свои глаза за длинной челкой. Глядя на свои босые ноги, она сказала:
– Единственная польза от гостей – они согрели комнату. А вы кто такой?
– Людович. Мистер Спрюс принял кое-что, написанное мной для опубликования в «Севайвэле».
– Да, конечно, – обрадовалась она. – Теперь я знаю о вас все. Я тоже читала вашу рукопись. Она произвела на Эверарда колоссальное впечатление. Он сказал, что это звучит, как если бы Лоугэн Пирсолл Смит написал в стиле Кафки. Вы знакомы с Лоугэном?
– Только с его сочинениями.
– Вы должны познакомиться с ним. Сегодня его здесь нет. Он не бывает в обществе. Такое утешение встретить настоящего писателя вместо всех этих остряков-самоучек, на которых Эверард тратит свое время. – Она перевела угрюмый взгляд со своих ног на уполномоченную гражданской обороны. – Вы знаете, у нас есть немного виски. Мы достали только одну бутылку, поэтому приходится экономить. Пройдите в следующую дверь, и я налью вам немного.
За следующей дверью была контора – комната поменьше, обставленная просто, без роскоши, даже скудно. Пачки старых номеров «Севайвэла» громоздились на голых досках пола, рукописи и фотографии – на голых столах; окна были занавешены листами черной бумаги, прикрепленными кнопками. Здесь во время, свободное от домашней работы – приготовления пищи, стояния в очередях или штопки, – четыре секретарши начиняли горючим светоч культуры, озарявший ярким интеллектуальным светом все в пространстве от Исландии до Аделаиды; здесь девушка, умевшая печатать на пишущей машинке, отвечала на многочисленные смешные письма почитателей Спрюса, а девушка, знавшая грамматику, корректировала гранки. Судя по стоявшим в комнате диван-кроватям, покрытым одними одеялами, и валявшемуся Гребню, большому, без многих зубьев, некоторые из них, видимо, тут же и спали.
Фрэнки подошла к стенному шкафу и достала бутылку. В те дни получило распространение много странного пойла, вроде «оулд фальстаф». Извлеченная из шкафа бутылка принадлежала к другой категории.
– Еще не откупорена, – подчеркнула босая секретарша.
Людович не был любителем спиртного, да и виски вовсе уж не какая-то редкость в его хорошо обеспеченной части; тем не менее он принял предложенную стопку с торжественностью, граничившей с благоговением. Это было не просто угощение украдкой. Фрэнки приобщала его к таинственной компании Лоугэна и Кафки. В ближайшие дни он обязательно найдет время, чтобы узнать, кто такой Кафка. А сейчас Людович осушил стаканчик, проглотив почти без отвращения этот высоко ценимый продукт перегонки.
– Вы, кажется, выпили с удовольствием, – сказала Фрэнки. – Боюсь, что предложить вам второй я не осмелюсь. Возможно, позже. Все зависит от того, кто еще придет к нам.
– Мне вполне достаточно одного. Это все, что я хотел, – успокоил ее Людович, подавляя внезапный позыв к рвоте.
Дом Килбэнноков на Итон-терэс не пострадал от прямых попаданий бомб; в нем не было разбито ни одного оконного стекла, не была разрушена ни одна дымовая труба. Однако четыре года войны оставили свои следы на некогда нарядном интерьере. Кирсти делала все возможное, но краски, обои, ситцевая мебельная обивка и ковры покрылись пятнами и имели убогий вид. Несмотря на такое неприглядное внутреннее убранство, Килбэнноки, фактически, оправились от сравнительной бедности 1939 года. Кирсти больше не сдавала комнат. Из столовой при транзитном лагере она перевелась на хорошо оплачиваемую работу шифровальщика; жалование Йэна возрастало вместе с числом нашивок на обшлагах рукавов его мундира; его тетушка умерла, оставив ему скромное наследство. К тому же жизнь в те времена не давала поводов к расточительности. Кирсти ловко переделала вечернюю пару Йэна в добротный дамский костюм. Дети по-прежнему оставались на попечении бабушки в Шотландии и приезжали в Лондон только от случая к случаю.
В этот октябрьский вечер они поджидали Вирджинию Трой, некогда квартирантку, а теперь довольно редкую гостью.
– Тебе лучше было бы уйти в «Беллами» или еще куда-нибудь, – заметила Кирсти. – Судя по телефонному разговору, Вирджиния хочет поговорить по душам.
– Триммер?
– Видимо, Триммер.
– Я подумываю об отправке его в Америку.
– Это было бы самое лучшее.
– Здесь, в Англии, мы выжали из него все, что могли. Съемку фильма закончили. Би-Би-Си не хочет возобновлять воскресную вечернюю передачу «Голос Триммера».
– Ничего удивительного.
– Вначале идея казалась удачной. Но почему-то передача не пошла. Триммера надо видеть, когда слушаешь его. Кроме того, появилась масса соперничающих с ним героев, куда более правдоподобных.
– Ты думаешь, американцы поверят его басням?
– Для них он будет новинкой. Их уже тошнит от летчиков-истребителей. Между прочим, представляешь, ведь не кто иной, как Триммер, подал монарху мысль об этом мече Сталинграда. Косвенно, конечно. В большой сцене высадки Триммера я дал ему в руки кинжал, которым вооружены отряды командос, чтобы он размахивал им. Тебе вряд ли приходилось видеть что-либо подобное. Этот кинжал – выдумка Невесты Ванны. Их изготовили несколько сотен. По моим точным данным, ни один из них не был применен по назначению. В Глазго таким кинжалом опасно пырнули одного полисмена. Большую часть этого добра пооставляли у шлюх. Но вещь красивая! Так вот, ты знаешь, как внимателен король, когда дело касается любой детали военного снаряжения. Он присутствовал на предварительном просмотре фильма о Триммере и сразу обратил внимание на кинжал. Приказал прислать ему один такой. Затем королевский мозг поработал немного, и в конечном итоге появилась эта штука, выставленная в аббатстве. Необычный эпизод современной истории, правда?
– Ты собираешься в «Беллами»?
– Эверард Спрюс пригласил нас на прием. Возможно, я загляну к нему.
Трель звонка у входной двери пронеслась по всему небольшому дому.
– Вирджиния, наверное.