Сияет на нем.
Пусть будет стерта она!
Рея, мачта, фал и бушприт —
Все кануло в вечность,
Когда бот мой погиб.
«Возможно, – подумал он, – эти строки не слишком хорошо отвечают заданной теме. Они, видимо, не отразили общего настроения. В них слишком много личного, такого, что не подходит „Тайм энд Тайдс“. Я пошлю их в „Севайвэл“.
Вирджиния Трой не прожила в доме Килбэнноков и десяти дней, а Йэн уже начал спрашивать: «Когда она уедет?»
– Я не против того, что Вирджиния живет здесь, – сказала Кирсти. – Не так уж дорого она нам обходится.
– Но она не участвует в наших расходах ни единым пенсом.
– Я не могу просить Вирджинию об этом. Она проявляла к нам необыкновенную доброту, когда была богатой.
– Это было очень давно. Я уже проводил Триммера в Америку. Просто не понимаю, почему она должна жить здесь. Другие женщины платят свою долю.
– Могу посоветовать ей это.
– Пожалуйста, как только представится возможность.
Однако, когда Вирджиния возвратилась в тот вечер, она сообщила такие новости, что все другие мысли вылетели из головы Кирсти.
– Я только что была у своих адвокатов, – сказала Вирджиния. – У них есть копии всех свидетельских показаний по делу мистера Троя о разводе. И кто, по-твоему, собрал их?
– Кто?
– Назови троих, наиболее вероятных.
– Не могу представить себе ни одного.
– Этот омерзительный Лут!
– Не может быть!
– Он, очевидно, член фирмы, работающей на мистера Троя. Он все еще выполняет случайную работу для них в свободное время.
– И это после всего хорошего, что мы сделали для него! Ну и как, ты намерена разоблачить его?
– Не знаю.
– Людей следует предупреждать.
– Мы сами виноваты, что покровительствовали ему. Он всегда приводил меня в содрогание.
– Подобные вещи, – сказала Кирсти, – разбивают у людей веру в человека.
– Но Лут вовсе не человек.
– Да, действительно, он не человек.
– Не то что Триммер.
– А Триммер, по-твоему, человек?
Они снова вернулись к проблеме, которую в той или иной форме всесторонне обсуждали в течение вот уже трех лет.
– А ты скучаешь по нему хоть сколько-нибудь?
– Испытываю полнейшее облегчение. Каждое утро в последние четыре дня я просыпаюсь с мыслью: «Триммер уехал».
После почти часовой беседы Кирсти наконец сказала:
– Я думаю, ты теперь найдешь новое место проживания.
– Нет. Если, конечно, ты и Йэн не захотите избавиться от меня.
– Конечно нет, дорогая. Но видишь ли, Йэн…
Однако Вирджиния прервала Кирсти, не выслушав ее:
– У тебя есть семейный врач?
– Мы всегда обращались к одному пожилому врачу на Слоан-стрит. Его фамилия Патток. Это очень хороший врач, особенно по детским болезням.
– У меня никогда не было доктора, – сказала Вирджиния. – Такого, которого я могла бы назвать своим. Видимо, потому, что часто переезжала и мало болела. В Ньюпорте я иногда ходила к одному докторишке, но только для того, чтобы подписать рецепт на снотворные таблетки. Еще в Венеции был довольно противный англичанин, который зашивал меня, когда я упала на лестнице во дворце Коромбона. Чаще же всего я полагалась на фармацевтов. В Монте-Карло, например, есть один такой волшебник. Ты просто приходишь к нему и говоришь, где болит. Он дает тебе капсулку, ты глотаешь ее, и боль сразу же прекращается. Я, пожалуй, все же схожу к твоему врачу на Слоан-стрит.
– Ты больна?
– Нет. Просто мне думается, что надо сделать то, что мистер Трой называет обследованием.
– При штабе особо опасных операций есть прекрасный лазарет. Там всевозможное современное оборудование, причем бесплатно. Генерал Уэйл ходит туда каждый день на прогревание искусственными солнечными лучами. Главного зовут сэр Кто-то Что-то – большая шишка в мирное время.
– Я, пожалуй, предпочту твоего врача. Он берет недорого?
– Гинея за визит, кажется.
– Ну, это мне по карману.
– Кстати, о деньгах, Вирджиния… Ты помнишь, Бренда и Зита платили за то, что проживали здесь…
– Да, в самом деле. Это очень великодушно с твоей стороны, что ты позволяешь мне жить здесь бесплатно.
– Я очень рада, что ты живешь здесь, а вот про Йэна этого не скажешь. Сегодня в разговоре со мной он интересовался, не почувствуешь ли ты себя удобнее, если будешь платить хоть сколько-нибудь…
– Удобнее, чем теперь, мне не может быть, дорогая. К тому же я просто не в состоянии платить. Поговори с ним, Кирсти. Объясни ему, что я разорилась.
– О, он знает об этом.
– Но я действительно разорилась. Никто не хочет верить этому. Я поговорила бы с Йэном сама, но, по-моему, будет лучше, если поговоришь ты.
– Хорошо, я попробую …
Процесс назначения военных на новую должность пока еще осуществлялся людьми, а не электронным комплектатором. Поэтому прошла целая неделя, прежде чем Гай получил уведомление о том, что он, возможно, кому-то и для чего-то потребуется. Через некоторое время после этого в его корзине для входящих бумаг появилось письмо, адресованное ему лично. В письме сообщалось, что Гаю «следует явиться для беседы к офицеру планерно-десантного отряда Свободной Италии». Гай не удивился, когда узнал, что этот офицер сидит в том же здании, что и он сам. Явившись в соответствующий кабинет, Гай увидел ничем не примечательного подполковника, которого довольно часто встречал в коридорах здания и с которым, случалось, даже обменивался несколькими фразами, сидя в баре клуба-столовой.
«Освободитель» Италии не подал и виду, что знает Гая, и сказал:
– Entrate e s'accomode. [81]
Произнесенные подполковником слова прозвучали так неразборчиво, что Гай простоял несколько секунд в полном замешательстве, не понимая, на каком языке к нему обратились.
– Входите и садитесь, – повторил подполковник по-английски. – Я думал, что вы говорите по-итальянски.
– Да, я говорю.
– Похоже на то, что вам потребуется освежить ваши знания. Скажите что-нибудь по-итальянски.
– Sono pi и abituato al dialetto genovese, ma di solito posso capire e farmi capire dapertutto in Italia fuori Sicilia [82] , – сказал Гай быстро и с несколько преувеличенным акцентом.