– Краучбека, сэр. Ничего нового с момента моего доклада вам. Результаты рентгеновского обследования мы получим только завтра.
– Держите меня в курсе. Я очень обеспокоен состоянием здоровья этого капитана. Прошу вас, продолжайте веселиться, джентльмены. Я слышал со второго этажа, у вас тут было очень шумно. Продолжайте. Мое присутствие здесь совершенно неофициальное.
Однако молодые офицеры опорожнили свои бокалы и отставили их в сторону.
Джилпин внимательно смотрел на грудь Людовича.
– Вас, наверное, интересует, за что я получил военную-медаль? – неожиданно спросил строгим голосом Людович.
– Нет, – смущенно ответил «Джилпин. – Я просто интересуюсь, что это за награда.
– Это награда за героизм, проявляемый рядовыми солдатами и младшими офицерами. Я заслужил ее за вылет – не за такой, в каком вы участвовали сегодня. Меня наградили за то, что я вместе с другими с треском вылетел с Крита во время поспешного отступления под напором сил противника.
Будь в словах Людовича хоть малейшие признаки юмора, его слушатели наверняка рассмеялись бы. По в данном случае эти слова лишь вызвали у них молчаливое недоумение. Людович достал из кармашка под орденскими планками большие стальные часы и сказал:
– Пора ужинать. Действуйте, Фримантл.
В заведении Людовича до сего времени придерживались обычая заходить в столовую в любое время за полчаса до ужина и занимать места по собственному выбору. Сегодня Людович сел во главе стола. Главный инструктор сел за другой конец стола, и между «клиентами» возникло своеобразное соревнование за то, чтобы занять место как можно ближе к инструктору. В конечном итоге двум несчастливцам пришлось сесть на места справа и слева от Людовича.
– Вы читаете молитву перед едой? – спросил он одного из них.
– Только когда к ужину приглашены гости, сэр.
– Но сегодня у нас день без гостей. Как раз наоборот. Мы отмечаем отсутствие вашего двенадцатого коллеги. Вы знаете молитву, Фримантл? Никто не знает молитвы? Ну хорошо, приступим к трапезе без молитвы.
Ужин в этот вечер был необыкновенно вкусным и обильным. Стесненность от присутствия Людовича не помешала проголодавшимся молодым людям опорожнить тарелки. В конце стола, где сидел главный инструктор, завязался приглушенный обмен мнениями, соседи же Людовича сидели как немые. Людович ел много, с присущей ему педантичностью, строго следя за манерой обращения с вилкой и ножом («Как зубной врач», отозвался о нем позднее де Сауза), в им же самом созданном одиночестве, подобном тому, в каком чувствовал себя Гай в ходе кратковременного спуска на парашюте. Покончив с ужином, он встал и, не сказав ни слова, вышел из столовой. Однако общее настроение после его ухода заметно не повысилось. Все почувствовали, что порядком устали за день, и поэтому, прослушав девятичасовую сводку известий, разошлись по своим комнатам и легли спать. Де Сауза очень сожалел, что отсутствовал Гай, с которым можно было бы обсудить неожиданное появление начальника. Он уже присвоил начальнику прозвище Майор Дракула, а в его сознании роились различные мысли из области некрофилии, которые Джилпин наверняка назвал бы буржуазными.
Сотрудники учебного центра задержались внизу. Это была немногочисленная группа дружных людей. Благоговение, которое они испытывали перед Людовичем, почти не нарушало их уютной и спокойной жизни. Но теперь все они были в той или иной мере встревожены – кто абсурдностью, кто чудовищностью происходящего, чем-то, во всяком случае, что заметно нарушало их привычную и спокойную жизнь.
– Я не совсем представляю, как поступают в таких случаях, – заявил главный инструктор. – Что должны делать подчиненные, если их начальник сошел с ума? Кто и кому должен доложить об этом?
– Но может быть, это у него пройдет?
– Сегодня он был намного хуже, чем вчера.
– А «клиенты», по-вашему, заметили это?
– По-моему, такие вещи не могут остаться незамеченными. Ведь группа состоит не из каких-нибудь там беженцев.
– Но пока он ничего особенного, собственно, не сделал.
– А вы представляете, что будет, если он-таки сделает что-нибудь?
Следующий день выдался тоже хорошим, тренировки прошли по заведенному порядку, однако вечером такого веселья и возбуждения, как вчера, уже не было. Даже самые молодые и самые здоровые жаловались на ушибы и переутомление, и все считали, что вчерашнее посвящение в парашютисты вовсе не устранило присущее человеку естественное нежелание бросаться из самолета в воздушное пространство. Людович присутствовал на завтраке и на обеде, но уже без всяких церемоний и разговоров. Во время обеда он произнес всего несколько слов, обратившись к капитану Фримантлу:
– Я думаю, мне надо завести собаку.
– Да, сэр. Это забавно иметь около себя шустренькое животное.
– Собака мне нужна не для забавы.
– О, понимаю, понимаю, сэр. Вы хотите собаку, которая будет охранять вас.
– И не для охраны. – Людович помолчал немного, бросил испытующий взгляд на своего заместителя и на озадаченных, притихших «клиентов». – Собака нужна мне для любви.
Никто не сказал ни слова. Людовичу подали острейшее блюдо, которое не всякий осмелился бы отведать. Уничтожив его одним духом, он сказал:
– У капитана Клэра был китайский мопс. – И добавил после небольшой паузы: – Вы не знаете капитана Клэра. Он тоже отступал с Крита, но медали не удостоен. – Еще одна пауза – несколько секунд, которые показались слушателям целыми часами. – Мне нужен красивый китайский мопс.
Затем, как бы не желая вступать в дискуссию по вопросу, который он уже решил, Людович встал из-за стола так же неожиданно, как и вчера, и зашагал прочь с таким видом, будто выбранный им пес уже ожидает его с другой стороны дубовой двери и он возьмет его сейчас на руки и понесет в привычные для себя и пса покои.
Людович закрыл за собой дверь, но и сквозь толстые дубовые доски было слышно, как он запел песенку. Это была песенка, которую папа когда-то, должно быть, напевал своему необыкновенному малышу, ставшему теперь Людовичем:
Папа не купит ни лука, ни стрел,
У тебя есть маленький кот.
Зачем тебе лук, пострел?
Спи. Закрой глазки и рот.
Позднее главный инструктор предложил капитану Фримантлу:
– По-моему, было бы неплохо спросить у одного из наиболее серьезных «клиентов», что они думают о нашем начальнике.
На следующий день дул сильный восточный ветер. Всю первую половину дня «клиенты» сидели в готовности к тренировке и в ожидании сообщения об улучшении погоды. В полдень главный инструктор объявил, что тренировка отменяется. Капитан Фримантл, который за последние тридцать шесть часов все более и более беспокоился в связи с очевидным регрессом в состоянии Людовича, решил воспользоваться передышкой в занятиях и осуществить предложение главного инструктора.