«Социализация высших млекопитающих и иных живых организмов»,
д. б.н., академик РАН,
ректор Российско-Европейского Университета систематики и экологии животных СО РАН
Эльдар Котляков,
2064 год
До этого дня Петрос никогда не бывал в «Голиафе».
Да что там, он даже близко не подбирался к Куполу, в котором заседала верхушка метрополии – всесильные повелители экономики и социальных программ, держащие в своих руках корпорации Новосибирска, его Сенат, Министерства и управление коммунальными службами.
До этого дня, бесконечного и наполненного тревогой, оператор строительной площадки лишь видел убранство здания-квартала по телевизору или посещал интерактивные мнемоэкскурсии, устраиваемые на радио. Еще время от времени натыкался на заметки в периодической прессе, освещавшей достижения отцов города.
Сейчас, впервые перешагнув порог Купола – этого упитанного корпоративного гиганта, мерно бьющегося сердца их неприступного острова цивилизации, Петрос был поражен настолько, что смог забыть о тягостях. О том, что его безапелляционно выдернули из собственной квартиры. Что увезли, без соблюдения протоколов и законных процедур, в неизвестном супруге направлении. И вообще собираются делать с ним не пойми что, а он даже лишен возможности позвонить домой…
Артемидий – плечистый корпатрициант среднего возраста, командовавший штурмом, – определенно лукавил. Точнее, не сообщил Петросу всей информации, кое-что припрятав и не раскрыв. Потому что, если бы инженера действительно хотели поместить в карантин, то забрали бы все семейство – вместе с Авророй и Кристинией. И в «Голиаф» везли бы явно не в одной машине с потенциально заразными синантропами, которых он имел неосторожность приютить.
Неужели его действительно подозревают в пособничестве нелюдям?
От таких мыслей Петросу становилось грустно и неуютно. Закон, конечно же, в итоге окажется на его стороне. Но унизительные процедуры, предстоящие обвиняемому в ближайшем будущем, прибедняли грядущее торжество справедливости.
И все же тоска отступала, стоило мужчине завертеть головой и позволить краскам, запахам и масштабам делового центра обрушиться на него со всей мощью. Воистину – такие яркие впечатления способны оттереть от липкой черной гари даже самую страдающую и мечущуюся душу.
Потому что, выстроенный как символ неприступности и процветания Новосибирска, «Голиаф» бил в сердце одним своим видом. Сам по себе, как снаружи, так и внутри, представая двухсотметровым памятником мужеству и упорству человека; его умению работать в команде и строить самые колоссальные здания; трудиться так, чтобы завидовали потомки. Потому что, если каждый элемент системы знает свой фронт работ и станет его послушно исполнять, в небеса рванутся новые, еще более удивительные строения. В искреннем молчании, что бы там ни воображала себе о ценности речи Йанна или ее приятель…
В короне Девяти Куполов «Голиаф», бесспорно, был самой яркой драгоценностью. Вылепленной из бетона, стали, мрамора, биополимеров, пластика, наноорганизмов, хрома, стекла и современных композитных материалов, названий которых не знал даже Петрос с его высшим архитектурным образованием. Он являлся монументом. Храмом, пристанищем доброго расположения духа, равновесия в его совершенстве; дворцом тщательно выверенной деловой политики, внутренней и внешней торговли.
Именно здесь, и Петрос даже заметил решетчатые стрелы стартовых катапульт над террасами верхних уровней, располагался Базальтовый Колодец – центр управления беспилотными грузовыми челноками. Штаб контроля за многотонными летающими машинами, с четкостью откалиброванного механизма курсирующими между уцелевшими на планете оплотами цивилизации и порядка.
Повсюду, куда ни брось взгляд, царило совершенство.
Законодатель мод и новых технологий, «Голиаф» казался живым организмом, задававшим тенденции по использованию новой электроники или средств невербального общения. Корпоративные лаборатории, множившиеся на его этажах, словно старались перещеголять друг друга, наводняя комплекс самыми свежими, самыми удобными устройствами, которым еще только предстояло «выйти в народ».
Повсюду виднелись комнаты отдыха, зеленые зоны, фонтаны, закусочные или альковы релаксации, где можно приобрести новейшую фею всех существующих жанров.
Запахи мебельной обивки из светлой искусственной кожи гармонично сочетались с ароматами живых цветов и влажной земли в крошечных открытых дендрариях. Каждый изгиб и предмет, будь то подоконник или панель управления лифтом, требовали прикосновений. Каждый диван или скамья в закутке для отдыха манили присесть и расслабиться.
Звучала негромкая, словно издали несущаяся музыка, настраивающая нервную систему на рабочий лад и повышенную работоспособность.
У Петроса перехватило дыхание.
Его окружали тысячи комнат и лабораторий. Миллионы ступеней. Сотни лифтов и эскалаторов. Десятки сверкающих башен, с родительской строгостью нависающие над блоками «Голиафа». Забыв о причине, по которой попал внутрь, оператор строительной техники зачарованно рассматривал внутренности кузницы, в которой ковался завтрашний день всего Новосибирска. Квартал был одним большим домом, где гордятся своими хозяевами и всегда рады гостям.
Впрочем, как выяснилось вскоре, далеко не всем…
На Петроса, плетущегося позади жюри и их пленников, косились с недоумением и опаской. Как на незваного, которого и приличия выгнать не позволяют, и терпеть неловко. Сжав волю в кулак и не позволяя эмоциям выплескиваться, он натянуто улыбался окружающим. Ему было нечего скрывать, а свою невиновность он с охотой подтвердит под присягой Сенату.
Да, он действительно помог скуднодухим. Но сделал это из лучших побуждений, никому не желая зла. И, разумеется, не в состоянии даже предположить, что беда Птицы-Цифры связана именно с Лотереей Равновесия: игрой настолько же справедливой, насколько и жестокой.
Теперь, вероятно, Петросу светил крупный штраф.
Но он не пугал мужчину. Если будет назначено наказание, так тому и быть. Он все равно не признает своей вины или пособничества. Кристиния и Аврора, в этом оператор буровой колонны тоже был уверен, поддержат его, как приняли решение главы семейства привести животных в их дом.
А вот от неловкости, в отличие от чувства вины, скрыться было чуть сложнее…
Вышагивая по уровням «Голиафа» следом за корпатрициантами, статными, закованными в перепачканную глиной броню, инженер чувствовал себе белой вороной. Пыльный, усталый, не успевший сменить рабочую одежду, изрядно изодранную, в этом королевстве стерильной чистоты он ощущал себе чужеродным телом. На пленника не походил, но и на участника сафари – тоже. Руки и ноги его были свободны, в отличие от стреноженных синантропов, однако и оружия он не нес.
Время от времени Петрос ловил на себе внимательные изучающие взгляды, в которых читались подозрительность и жалость. А самые любопытные корповинтики, осмеливающиеся подойти к процессии поближе, даже пытались прощупать логос. Эти попытки невольный спутник триумфаторов мягко, но решительно отклонял.