Потеряв всякую надежду на лучшее, почти больная от тоски, охватывавшей ее при мысли, что ужасные стражники кардинала могут быть расставлены по оврагам близ Нанси, чтобы подстеречь, схватить и повесить ее ненаглядного Гастона, Маргарита, плача, смотрела вслед мужу. Гастон слишком торопился, чтобы оглянуться и увидеть белый платок, трепещущий в руке Маргариты. Сигналы этого любовного телеграфа, к которому прибегают нежные сердца в минуту расставания, остались без ответа.
Герцог Карл, который также присутствовал при этом бесславном бегстве вместе со своим братом, кардиналом Франциском Лотарингским, смотрел на происходящее совершенно по-иному. Он теребил бороду, прислушиваясь к цокоту копыт, обрушившихся на каменные мостовые его славного города.
– Интересно, – сказал он, помолчав, – правы ли мы были, дав согласие на ваш брак с ним, сестрица?.. А главное – так быстро…
– А почему бы, скажите, пожалуйста, вам было не дать согласие на наш брак?
– Само собой понятно почему. Людовик никогда не согласится признать законным брак, заключенный без его разрешения. И ваш муж сбежал… Причем его поспешность кажется мне подозрительной!
– А что, по-вашему, ему было делать? – возмутилась Маргарита. – Сидеть здесь и дожидаться, пока король пришлет команду гвардейцев, чтобы схватить его и бросить в тюрьму?
– А то и повесить. Договаривайте до конца, раз уж начали! На мой взгляд, если вы позволите мне говорить в открытую, ему следовало бы, по крайней мере, дождаться момента, когда станут известны точные намерения Его Величества. А теперь – кто знает, увидим ли мы его вновь?..
Намек на трусость Месье, прозвучавший в речах брата, мигом осушил слезы герцогини Орлеанской и вызвал у нее приступ неудержимого гнева.
– Вы забываете, братец, что я – его жена перед богом и людьми! Какая разница, дал король согласие или не дал его? Разве в его силах разъединить тех, кого соединил сам господь? Уж я-то знаю, что увижу Гастона. Даже если мне придется прождать его до конца своих дней, я даю вам слово, что дождусь!
– Успокойтесь, сестра! – сказал кардинал. – Мы все надеемся на то, что господь не потребует от вас такой жертвы и вы увидите Месье раньше, чем поседеете! Как вы сами говорите, вы теперь замужем. Вот только… я, как и наш брат, опасаюсь, что у вашего августейшего супруга не слишком сильный характер. Он очень приятный человек, очень любезный, но немного легкомысленный. Бегство всегда кажется ему лучшим способом защиты. В нем нет ничего от Цезаря, в вашем супруге, сестра, и, к несчастью, это сразу же бросается в глаза!
Маргарита еще больше разозлилась, но все-таки не рискнула оспаривать утверждение брата, что Гастону вовек не быть увенчанным лаврами Цезаря. Она вступилась за него несколько иначе.
– Вам, человеку церкви, должно быть стыдно, братец, возводить напраслину на того, кто сам не может себя защитить! Уж я-то знаю, что мой супруг любит меня не меньше, чем я его. Он сохранит мне верность при любых обстоятельствах, и одна только смерть сможет разлучить нас! И я запрещаю, слышите, я категорически запрещаю вам сомневаться в этом! Мы принадлежим друг другу, и это на веки веков!..
– Аминь, – вздохнул кардинал Лотарингский. – И да услышит вас господь, дорогая сестра…
Пока Маргарита томилась и умирала от скуки в герцогском замке Нанси, пытаясь хоть как-то убить время, то набрасываясь на вышивку, то погружаясь в молитву, то попросту стоя у окна и высматривая гонца, Гастон Орлеанский метался по Франции и совершал чудовищные глупости, одну хуже другой. При этом он не переставал писать жене и клясться ей в любви и верности.
Любопытно отметить, что этот принц, наверняка самый непостоянный, самый лукавый и самый легкомысленный во всей истории Франции, оказался способен на столь глубокое чувство и такую верность в любви. Он выбрал Маргариту, он хотел сохранить для себя Маргариту, хотел прожить всю жизнь рядом с Маргаритой.
Но эта возможность маячила где-то далеко впереди. Пока что он собирал войска и творил какие только мог бесчинства в прекрасном королевстве своего брата, Его Величества Людовика XIII. Месье можно было увидеть то в Бургундии, то в Оверни, то в Лангедоке, где так трагически закончился заговор Монморанси. Когда заговор был раскрыт и голова Монморанси, с редкостным бесстыдством покинутого своим принцем, покатилась с эшафота, воздвигнутого на тулузской площади де Терро, Гастон снова ударился в бега. На этот раз он добрался до Брюсселя, где встретился со своей матушкой. Толстуха Медичи открыто вела теперь военные действия против старшего сына. Для этого удобнее было находиться в изгнании.
Что же до Маргариты, то прошло больше года, прежде чем она снова увидела своего дорогого принца. К счастью, ее супруг не чурался пера и умел излагать свои мысли и чувства на бумаге.
«Любимая моя маленькая Анжелика, не беспокойтесь обо мне. Скоро мы встретимся. Я люблю вас больше всего на свете. И вы меня любите всегда-всегда…»
Маргарита тяжело вздохнула, сложила записку Гастона и сунула ее за корсаж, придерживая рукой. Это придавало ей уверенность в том, что драгоценный клочок бумаги не исчезнет из своего убежища. А уверенность хотя бы в чем-то была ей совершенно необходима, потому что дела в Лотарингском герцогстве, к сожалению, шли все хуже и хуже. Накануне того дня, о котором мы рассказываем, все могли видеть короля в доспехах, объезжающего верхом вокруг крепостных стен Нанси, как бы оценивая размеры своих грядущих завоеваний, и все население города пришло от этого в полное смятение.
Герцог, страстно увлеченный охотой, результатом которой должно было стать обладание прекрасной Беатрисой де Кюзанс, которому все остальное было в этот момент вполне безразлично, предоставил событиям идти своим чередом. Переговоры затягивались, и жителям Нанси уже начинало недоставать даже продовольствия.
Маргариту, по-прежнему беззаветно влюбленную в своего прекрасного принца, все происходящее интересовало в очень незначительной степени, пусть бы даже пришлось умереть с голоду. Единственное, что имело для нее значение: благодаря посредничеству кардинала Франциска она могла получать весточки от возлюбленного Гастона. Именно он сегодня и привез ту драгоценную записку, которую Маргарита так тщательно прятала у самого сердца…
Жара в эти первые дни сентября стояла страшная. Все окна герцогского дворца были распахнуты настежь. Маргарита, сидя в своей спальне, слышала, как грохочут пушки, трещат мушкеты, гремят барабаны. Ей ни на минуту не становилось страшно, настолько она была защищена своей любовью от всех внешних обстоятельств. Бессознательный эгоизм, свойственный всем влюбленным, диктовал ей только одну мысль: Гастон сейчас находится совсем недалеко от нее, в Тионвиле. Хватит нескольких часов, чтобы верхом добраться до него! Какое долгое время он не был так близко! По сравнению с этой долгожданной близостью, заставлявшей маленькую герцогиню трепетать от вновь возникшей надежды на скорую встречу, какое имели значение осажденный город, смерть, бродившая по улицам и крепостным стенам, даже судьба самого герцогства Лотарингского, для которого эта осада могла предвещать скорый конец! И если что-то и беспокоило Маргариту, то лишь страх перед столь частыми на войне случайностями, глупыми и жестокими. Шальная пуля, предательство или простое недоразумение могли поставить под удар жизнь ее драгоценного супруга еще до того, как они увидятся снова.