– И что потом?
– Когда птица Сирин отнесет тебя к Ясеню, вы будете рядом, но в разных снах, – продолжил урок Олег. – Чтобы соединить их, нужно одолеть границу, сделать разные сны единым. Проще всего при этом избавиться от своего. Представляешь себе вокруг Ясеня густой, густой туман, в котором ничего нет. Только белая рыхлая пелена. Но не везде, а только округ него. Иначе заблудишься. Затем входишь в этот туман и идешь к своему суженому. Поскольку в пустом тумане никаких твоих образов нет, то твой сон наполнится видениями Ясеня. А вместе с ними в его видениях окажешься и ты сама. Туман потихоньку рассеется, образы совпадут, сон станет общим. Ты окажешься рядом, сможешь с ним говорить. Тебе нужно убедить его вернуться в Углич. Вот и все чародейство. Справишься?
– Если это так просто, почему все люди не пользуются снами для разговоров? – приоткрыла глаза гостья.
– Не знаю, – пожал плечами ведун. – Обычно смертные жалуются, что, заснув, они забывают обо всех планах, составленных наяву. И просто спят, не в силах совершить осмысленных поступков.
– А я… Я тоже не могу… – Любава вскинула ладонь к губам.
– А ты пробовала? – неожиданно спросила лесная ведьма.
– Нет, – призналась девушка.
– Пока не попробуешь, не узнаешь. – Сирень пересекла светелку и встала у окна. – Закрой глаза и попытайся вызвать перед собой его образ. Когда наступит ночь, ты должна быть готова.
– Хорошо. – Любава подняла голову, опустила веки, собрала губы в розовый бутончик и замерла.
Чтобы ей не мешать, Середин тихонько поднялся, вышел из светелки и спустился вниз, в кабак. Заказал себе заливное из белорыбицы и кувшин кваса. До наступления темноты оставалось еще часа три. Столько времени в тишине и покое ему было не просидеть. Это только Сирень способна сутки напролет стоять молча, в одном месте, не меняя позы и глядя в одну и ту же точку. И ладно, если это происходит на палубе ушкуя – мимо проплывают берега, от волн летят брызги, – который сам поворачивает то вправо, то влево. Но когда ведьма вела себя так в светелке на отдыхе, Олегу становилось не по себе.
Когда на Вологду опустилась долгожданная ночь, окрасив окна в черный цвет и погасив шумы большого города, Середин поднялся наверх, в комнату, кивнул:
– Думаю, пора. В такое время все корабли давно стоят на якорях, а команда спит, как сурки. Чего еще ей ночью делать? Любава, ты готова?
– Мне кажется, я его вспомнила, – неуверенно ответила девушка.
– Думай о Ясене. Думай прямо сейчас, – приказала Сирень, отворачиваясь от слюдяного окна, и медленно подошла к девушке: – Думай, каков он из себя, как ведет себя, как пахнет, думай о сонном облаке, в которое он сейчас погружен. Думай о том, как идешь к нему…
Сирень провела рукой над головой девушки, и та обмякла, откинулась на спину, ровно и глубоко дыша.
– Ого! – шепотом изумился Олег. – Как ты это сделала?
– Меня учили жизни не токмо волки и лешие, но и берегини лесные, – ответила ведьма. – Если я никогда не помогаю людям, это вовсе не значит, что я этого не умею.
– Здорово, – улыбнулся Середин. – Ты молодец. Ну, так что, как полагаешь, правильно мы влюбленным помогаем?
– Мне кажется, она просто безумна. Отказаться от уже сложившейся сытой спокойной жизни ради несбыточной надежды на встречу с недостойным мальцом…
– Как говорят в народе: «Любовь зла, полюбишь и козла», – не стал спорить ведун.
– Вижу… И все-таки, колдун, на какой-то миг я ей позавидовала. Пусть она безумна, но она знает, чего хочет, о чем мечтает, к чему стремится. И это не ненависть, не месть. Это просто человек. Найдет своего сморчка и тем будет счастлива. А для чего живем мы?
– Чтобы стать счастливыми. Чтобы сделать землю чище, а мир – лучше.
– Уверен ли ты, что делаешь мир лучше, а не хуже, колдун?
– Нет, Сирень, не уверен, – усмехнулся Олег. – Но своему мнению я обычно доверяю больше, нежели чужому. И поступаю так, как считаю правильным.
– У тебя есть возможность это доказать, колдун, – резко повернула голову девочка. – Похоже, выследить тебя удалось не только девице, но и ее семье. Слышишь, они пришли?
Ведун напряг слух, но не смог разобрать ничего, кроме отдаленного стука и голосов.
– Это у тебя уши волчьи, а мне ничего не понять, – признался он. – Что там происходит?
– Мужчины требуют открыть ворота. Обещают сломать. Кричат, что здесь их дочь и что ее похитили. Как мыслишь, хозяин будет отбиваться али впустит?
– На шум прибежит стража, повяжут и их, и нас, – дал свой прогноз Середин. – Разбираться станут утром. Коли повезет, Любаву отцу вернут, нас из города выгонят. Не повезет… Если не повезет, то еще и виру заплатим. Гривен пять, больше даже за убийство не назначают.
– Пошли открывать… – волчьим слухом определила Сирень. – Сейчас разбудят.
Она посмотрела на девушку, бесшумно шевелящую губами, дрогнула, «поплыла»: щеки наполнились объемом и зарумянились, нос вздернулся и закруглился, волосы порусели, сплетаясь в косу, поднялся и покрылся загаром лоб, ведьма раздалась в плечах, увеличилась ростом.
– Что ты делаешь? – пробормотал ведун, глядя, как меняется одевающий ведьмочку морок, превращая тощую малолетку в двойника яркой созревшей девицы со шрамом под правым глазом.
– Пойду скажу отцу, что в кабаке по Ясеню горевала. Что он, о моей свадьбе узнав, из Углича в чужие края подался. Меня купец уведет, вас искать не станет.
– Зачем тебе это? – не понял Олег.
– Пытаюсь сделать мир чуточку лучше, – ответила Сирень. – Любаву в Углич вези, за меня не беспокойся. Я тебя догоню.
Она накинула на голову платок и вышла из светелки. Олег, затаив дыхание, прислушался.
– Порублю тут всех! – яростно кричал внизу какой-то мужик. – В лес волкам на корм выброшу.
Буйного гостя поддерживали одобрительным гудением еще несколько человек.
– Любава? Ты? Что с тобой? – внезапно и резко оборвался крик буйного гостя.
– Батюшка, он уплыл! – Девушка сбежала со ступеней крыльца и кинулась в объятия пузатого мужика в кафтане со стоячим воротником, ткнулась лбом в густую и объемную бороду. Задрожала, захлюпала: – Он меня бросил, батюшка. Забыл. Как услышал, что меня за другого сосватали, так и оставил, дальше поплыл с хлопотами торговыми… Он меня не любит! – Она зарыдала в голос. – Он меня бросил!
– Ну что ты, доча, – растерявшись, мужик стих, обнял ее за плечи. – Не убивайся же ты так! Стало быть, и не было ее, любви-то, коли отказался так просто. Так, баловство детское. Уплыл, ну и ладно. Пойдем, доча, домой. Сбитня выпьешь, Ладе хозяйской яйцо крашеное подаришь, свечку зажжешь. Оно и отпустит. Пойдем…
Трое парней, готовых поддержать старшего родича оглоблями и кулаками, тоже опустили свое оружие, хотя и продолжали обводить окна двора недобрым взглядом.