Кажется, я заворчал, чуть ли не захрюкал сквозь зубы, как свинья, и чтобы ехать быстрее, взял поворот, не снижая скорости; страшно завизжали покрышки. Нэш сильно занесло, он оказался почти у левого края дороги, но потом выровнялся, а я продолжал жать и теперь смеялся, и был весел, как малыш, когда он кружился у стола, напевая «Когда святые…», и мне почти совсем не было страшно.

XXI

Эта б…ская дрожь вернулась все-таки, когда я подъехал к гостинице. Было около половины двенадцатого; Джин должна была ждать меня к завтраку, как я сказал ей. Я открыл дверцу справа и вышел с той стороны, потому с моей рукой мне вряд ли удалось бы сделать иначе.

Гостиница — здание в местном стиле, выкрашенное в белый цвет, с опущенными жалюзи. В этих краях еще было много солнца, несмотря на то, что наступил уже конец октября. Это был далеко не роскошный палаццо, как обещало объявление в газете, но, что касается уединенности, лучшего нельзя было и желать. Я с трудом насчитал дюжину строений, из которых одно выполняло сразу и функции заправочной станции, и — бистро, немного в стороне от дороги; там, наверное, останавливались грузовики-тяжеловесы. Насколько я помнил, спальные коттеджи стояли поодаль от гостиницы, и я решил, что они, наверно, упираются в ту дорогу, которая подходит под углом к главному шоссе и которую окаймляют неухоженные деревья и облезлая трава. Я остановил нэш и устремился туда. Дорога вдруг резко повернула, и так же неожиданно я наткнулся на машину Джин, стоящую перед лачугой из двух комнат — довольно опрятных. Я вошел без стука.

Она сидела в кресле и, казалось, спала; выглядела она плохо, но была, как всегда, хорошо одета. Я хотел ее разбедить; и в этот именно момент телефон — потому что там имелся телефон — начал звонить. Я по-идиотски заволновался и прыгнул к нему. На месте сердца я ощутил пустоту. Я снял трубку и сразу же опустил ее на рычаг. Я знал, что позвонить мог только Декстер, Декстер или полиция. Джин потерла глаза. Она встала, и прежде всего я поцеловал ее так, что можно было задохнуться. Она совсем проснулась; я обнял ее за плечи, чтобы увести ее отсюда. В этот момент она увидела мой пустой рукав.

— Что случилось, Ли?

Она выглядела до смерти напуганной. Я рассмеялся. Смеялся я долго.

— Да ничего. Я по-идиотски упал, выходя из машины, и повредил себе локоть.

— У вас кровь!

— Царапина… Пойдем, Джин. Хватит с меня этого путешествия. Хочу остаться с вами наедине.

И тут зазвонил телефон, и это было похоже на то, как если бы через мое тело пропустили электрический ток. Я не сдержался, схватил аппарат и грохнул его о паркет. Прикончил я его каблуками. И вдруг мне показалось, что я давлю башмаками лицо Лу. Я мгновенно вспотел и готов был удрать. Я чувствовал, что губы у меня дрожат и я кажусь сумасшедшим.

К счастью, Джин не упорствовала. Она вышла, и я сказал ей, чтобы она садилась в свою машину: поедем куда-нибудь подальше, чтобы побыть наедине, а потом вернемся завтракать. Время завтрака несколько оттягивалось, но Джин была очень вялая. По-прежнему не в своей тарелке, наверно, из-за ребенка, которого она ждала. Я нажал на акселератор. Машина тронулась, бросив нас на спинки сидений; на сей раз все почти кончено; я лишь услышал звук этого мотора, как ко мне вернулось спокойствие. Я что-то сказал Джин, чтобы извиниться за телефон. Она прижалась ко мне и положила голову мне на плечо.

Я проехал двадцать миль и стал искать место, где бы остановиться. Дорога здесь поднималась на насыпь; я подумал, что, если спуститься по склону, это мне подойдет. Я остановил машину. Джин вышла первой. Я нащупал револьвер Лу в кармане. Я не хотел прибегать к нему прямо сейчас. Даже одной рукой я мог бы прикончить Джин. Она наклонилась, чтобы поправить туфлю, и я увидел ее ляжки под короткой юбкой, плотно облегавшей бедра. Я почувствовал, что во рту у меня пересохло. Она остановилась возле куста. Там было место, откуда не видна дорога, если присесть.

Она вытянулась на земле; я взял ее тут же, но не пошел до конца. Я постарался успокоиться, несмотря на это проклятое возбуждение в низу живота; мне удалось доставить ей наслаждение прежде, чем я сам что-то почувствовал. В этот момент я заговорил с нею.

— Вам всегда так хорошо, когда вы спите с мужчинами с другим цветом кожи?

Она ничего не ответила. Она совершенно остолбенела.

— Потому что во мне одна восьмая негритянской крови. Она открыла глаза, а я рассмеялся. Она ничего не понимала. Тогда я все ей рассказал; в общем, всю историю малыша, как он влюбился в девушку, и как отец и брат девушки занялись им; я объяснил, что хотел сделать с Лу и с нею, заплатив двумя за одного. Я порылся в кармане, нашел браслет Лу, показал ей его и сказал, что сожалею о том, что не смог привезти ей глаза сестры, но они были слишком повреждены после небольшой процедуры, изобретенной мною и проделанной над ней.

Мне было тяжело говорить все это. Она была здесь, лежала на земле с задранной на живот юбкой. Я почувствовал, как что-то движется у меня вдоль спины, и рука моя сжалась на ее шее, и я не мог этому воспротивиться; это подступило, это было так сильно, что я отпустил ее и почтивстал. Лицо у нее уже посинело, но она не двигалась. Она дала себя задушить, ничего не сделав. Она, наверное, еще дышала. Я вынул из кармана револьвер Лу и всадил ей в упор две пули в шею; кровь брызнула ключом, медленно, рывками, с влажным шумом. Под веками ее можно было увидеть тонкую белую полоску; она как-то передернулась, думаю, именно в этот момент она умерла. Я перевернул ее, чтобы не видеть больше ее лица и, пока она была еще теплая, я сделал с нею то, что уже делал у нее в спальне.

Я, наверное, потерял сознание после этого; когда я пришел в себя, она была совершенно холодная, и ее невозможно было сдвинуть с места. Тогда я бросил ее и вернулся к машине. Я с трудом волочил ноги, что-то блестящее проносилось перед моими глазами; когда я сел за руль, то вспомнил, что виски — в нэше, и моя рука опять начала дрожать.

XII

Сержант Каллог положил свою трубку на письменный стол.

— Мы не сможем арестовать его, — сказал он.

Картер покачал головой.

— Можно попробовать.

— Невозможно, имея лишь два мотоцикла, арестовать типа, который делает сто миль в час на тачке весом в восемьсот кило!

— Можно попробовать. Мы рискуем собственной шкурой, но можно попробовать.

Бэрроу пока ничего не сказал. Это был высокий парень, черноволосый, тонкий, нескладный, с тягучим акцентом.

— Я тоже так думаю, — сказал он.

— Едем? — сказал Картер. Каллог посмотрел на них.

— Парни, вы рискуете шкурой, но получите повышение, если вам это удастся.

— Нельзя позволить проклятому негру предать всю страну огню и мечу, — сказал Картер. Каллог ничего не ответил и посмотрел на часы.

— Сейчас пять часов, — сказал он. — Они позвонили десять минут назад… Он должен проехать через пять минут… если проедет, — добавил он.