Авторы сценария сделали это конспективное описание более подробным. Играя в оркестре театра, Егор знакомится с артисткой Грушенькой, которая влюбилась в него. Однако любовь их была непродолжительной. Мечта влечет Ефимова в Петербург, и они, к горю Грушеньки, расстаются.
Немало копий было сломано в свое время по поводу «Петербургской ночи». Споры велись вокруг сути получившейся экранизации – Достоевский это или самостоятельное произведение, далекое от классика, заурядная сентиментальная мелодрама. В конце концов пришли к выводу, что это Достоевский. Передано настроение произведений писателя, не буква, а дух. Очевидно, с этим можно согласиться. Однако что касается Грушеньки, то это персонаж, целиком созданный волей авторов фильма. Если говорить о литературной основе, то следует вспомнить об основном эпизоде, в котором блеснули Грушенька и ее сценический партнер: в фильме показан фрагмент из водевиля «Гамлет Сидорович и Офелия Кузьминична», сочинения Дмитрия Ленского (до наших дней дожил его «Лев Гурыч Синичкин»).
Но это потом, а сначала зрители видят, как получивший от помещика деньги Ефимов гуляет в трактире захолустного городка. Деньги текут рекой. Случайные знакомые не нарадуются широкой натуре скрипача – едят, пьют, хохочут, танцуют. Здесь, примерно на двадцатой минуте фильма, перед зрителями впервые предстала Любовь Орлова – задорная, кокетливая, с бокалом вина в руке. Вместе с другими гостями она поет, танцует, заливисто смеется на прогулке в санях. А в следующем эпизоде просыпается в каморке Ефимова. Оба смурные, с похмелья. Деньги у Егора кончились, теперь о Петербурге придется забыть, застрять в провинции на долгое время. Грушенька не показывает вида, однако в глубине души довольна – не хочется ей расставаться с Егором. Она водевильная артистка и устроила его второй скрипкой в оркестрик театра, в котором работает. Позже его друг-соперник Шульц уехал в Питер. Ефимов говорит Грушеньке: «Я теперь прибавку просить буду… Я у вас теперь один… Первая и единственная скрипка… Украшение замечательного оркестра».
Грушенька встревожена его горькой иронией. Чтобы успокоить ее, Ефимов целует артистку. А в следующем эпизоде она на сцене, освещена пламенем масляных горелок рампы. Поет и танцует:
Какая надобность мне знать,
Вы холосты или женаты…
Партнер-комик отвечает хриплым голосом:
Сейчас же дам ответ учтивый,
Я малый видный, холостой,
Служу со славой в комитете
Утаптыванья мостовой.
Публика в театральном зале охвачена гомерическим хохотом, женщины утирают выступившие от смеха слезы. На сцене Грушенька прыскает:
Лицо значительное в свете…
И уже дуэтом:
Что же вы толкаетесь
И вырываетесь…
Но вы забываетесь
И прижимаетесь…
Зал безумствует от восторга. Только музыкант Ефимов мрачнее тучи. Ему бы бежать без оглядки подальше от этой пошлятины. Он уже видит себя сидящим в поезде и уезжающим. Механически водит смычком.
А Грушенька и комик скачут в водевильном танце:
Что быть может веселей
Резвого галопа.
Нынче скачет вся Европа
Вроде лошадей…
Тут уж Ефимов совсем играть перестал. На сцене замешательство – каково танцевать под литавры и барабанную дробь? Грушенька призывает Егора к порядку – нетерпеливо стучит ножкой в туфельке по рамке, делает выразительные глаза. Но скрипач убегает, следом за ним покидает сцену и Грушенька. Она догнала Егора на зимней улице, схватила за рукав, посмотрела в лицо и отшатнулась, встретив безумный решительный взгляд. В этой сцене Орлова – достойная партнерша мхатовского трагика Бориса Добронравова. В ее взгляде тоже много можно прочесть: разбитые надежды на совместную жизнь с Егором, предстоящее одиночество, изнурительные скитания с театральной труппой и полуголодное существование.
В режиссерском сценарии было написано, что Грушенька достала из чулка деньги, сунула их Ефимову, а тот отстранил ее и ушел. Женщина осталась стоять возле фонаря с афишей. Потом крикнула вслед скрипачу: «А мы во Владимир едем!» В фильме все сделано проще и выразительнее. Драма особенно заметна на фоне предыдущего эпизода – комической сценки из водевиля.
В этом маленьком отрывке Орлова пародирует саму себя. Уже сколько раз за семь лет работы в Музыкальной студии ей приходилось участвовать в опереттах – и танцевать, и петь. Это ее стихия, и лихой дивертисмент в «Петербургской ночи», введенный, чтобы придать фильму динамики, получился безупречно. Хотя съемки проходили в трудных условиях, и Григорий Рошаль еще долго восторгался тем, как Орлова и ее партнер Александр Костомолоцкий умудрились исполнить этот дуэт. (Фамилия Костомолоцкого в титрах почему-то не указана, а ведь режиссер вспоминал его при каждом удобном случае.)
Трудности объяснялись несовершенной тогда системой звукозаписи. Перезаписи или последующего озвучания не было. Что слышится, то и пишется. Например, когда в кадре Ефимов играл на скрипке, на площадке, в непосредственной близости от артиста располагался Давид Ойстрах и играл нужную музыку. При этом Борису Добронравову необходимо было добиться соответствующих движений, иначе эпизод переснимался.
То же самое происходило и с водевилем. Поскольку нельзя было осуществить перезапись с разных пленок, все звуковые совмещения приходилось проводить во время съемок. Когда снимался эпизод, в котором разыгрывался водевиль, Орлова и Костомолоцкий находились в одном павильоне, из другого раздавались хохот и реплики театральных зрителей, в третьем – звучала музыка. Все участники начинали действовать по общему сигналу, и эта смесь звуков фиксировалась на одной пленке.
Несмотря на технические сложности, именно музыка стала одним из вершинных достижений картины. Когда говорят о «Петербургской ночи», обязательно вспоминают имя композитора Дмитрия Кабалевского, а сочиненная им музыка сразу зажила самостоятельной жизнью, зазвучала по радио и на концертах.
Создатели фильма были полны энтузиазма и трудились, не жалея сил, не думая и не подозревая о том, что их имена останутся в истории кино. У режиссера Рошаля был большой педагогический опыт, раньше он много работал с детьми, возглавлял студии и клубы в Кисловодске, где поставленные им массовые зрелища увидел сам Луначарский. Они до того понравились наркому просвещения, что Анатолий Васильевич пригласил Рошаля и его команду переехать в Москву. В столице Григорий Львович возглавил так называемый Педагогический театр. Помимо этого у него было неправдоподобно большое количество обязанностей: он работал в Наркомпросе – председателем Совета по художественному воспитанию, был референтом Луначарского по вопросам детского искусства, заведовал опытно-показательной станцией художественного воспитания, читал лекции в Академии коммунистического воспитания. Параллельно он учился сам – в Государственных высших режиссерских мастерских В. Э. Мейерхольда. В это заведение с неудобопроизносимой, похожей на собачий рык аббревиатурой ГВЫРМ его приняли сразу на четвертый курс – учли самостоятельную режиссерскую работу.
Однако с какого-то времени этот специалист в области эстетического воспитания детей и организации театральных зрелищ фанатично полюбил кино. Рошаль любил его преданно и беззаветно. До «Петербургской ночи» он начиная с 1926 года поставил пять полнометражных немых фильмов и с ударной бригадой Киевской кинофабрики снял киноочерк «Май в Горловке» о праздновании Первого мая в Донбассе. Два фильма самостоятельно сняла его жена Вера Павловна Строева, которая к тому же была сценаристкой всех его картин, за исключением «Саламандры», снятой по сценарию А. Луначарского и Г. Гребнера.