Мансур, прикладывая платок к рассеченному до крови виску, присел на подножку «УАЗа» с той стороны, где была оторвана дверь. Гущин включил зажигание и удивился тому, что, несмотря на попадание снаряда, машина работает. Теперь ему нужно был пристроить отстреленную дверцу в салон. Глядишь, починят и приделают на место.
Капитан пошел в шашлычную. Назар утешал едва не плачущего Ильяса. Ведь такие убытки принесли ему эти бандиты. Ремонт обойдется недешево.
— С вами все в порядке, Назар? — поинтересовался Аскеров.
— Со мной — да. А вот что ты с человеком сделал? Это тоже из-за тебя.
Мансур улыбнулся, увидев перед собой прежнего — боевитого, всех поучающего Назара. Жив курилка.
— Вы поедете с нами или на своей машине?
— Конечно, на своей. — Назар вплотную подошел к капитану и добавил тихо, убежденно, только для себя и Мансура: — Я их теперь не боюсь. Я их совсем не боюсь.
В аккуратном, пропитанном пряными запахами специй доме Аюб-хана царило унылое настроение. Так было всегда, когда в плохом расположении духа находился сам хозяин. Стоило ему расстроиться, и он уже мог ничего не говорить об этом — все женщины в доме: жена, сестра, уборщица и повариха, — каким-то седьмым чувством моментально узнавали об этом и вели себя тише воды, ниже травы. Когда Аюб-хан огорчен, его раздражает все подряд, в такие моменты лучше не попадаться ему на глаза.
Фархад тоже прекрасно знал эту особенность местного богача. Но ему на это наплевать. Не он зависит от Аюб-хана, наоборот — тот от него. Так что может раздражаться и психовать при ком угодно. Фархад же в случае чего быстро поставит его на место.
Услышав от Фархада плохую весть, Аюб-хан растерялся. Опять не вышло, уже второй раз. Какой-то этот Аскеров заколдованный, ничто его не берет.
— Интересно, где сейчас этот чертов капитан? — пробормотал Аюб-хан, боязливо поглядывая на окна. — Он может прийти сюда. Назар проболтается, и тогда он может прийти сюда.
Они сидели в гостиной. Хозяин расположился на подушках на своем любимом диване, Фархад сидел на низеньком пуфике рядом со столиком и беспрерывно отхлебывал из пиалы чай. Они чем-то были похожи, Аюб-хан и Фархад: оба высокие, лупоглазые, с короткими стрижками, курчавыми бородками. Только хозяину за пятьдесят, а его гость почти в два раза моложе. Среди моджахедов Фархад пользуется авторитетом, на его счету много дерзких нападений на машины и дома неверных.
— Ты не того боишься, Аюб, — сказал гость, в очередной раз отхлебывая зеленый чай.
— Кого мне еще бояться?
— Ты забыл, что стало с Хакимом? А ведь он был старым другом Надир-шаха.
— Хаким-то тут при чем? Я сделал все, что вам надо.
— Это ты можешь мне рассказывать. А эмир возьмет и скажет шаху, что ты виноват.
— Почему так, Фархад? Что плохого я сделал эмиру?
— Ничего. Только чья-то голова должна покатиться. Нельзя оставлять все как есть. За любую неудачу нужно расплачиваться.
Фархад произнес эти слова как истину в последней инстанции. Он совершенно спокойно предлагал богачу принять правила игры и смириться с ними. Аюб-хан с тоской понял, что отныне его судьба находится всецело в чужих руках. Ему остается только молчать и слушать.
— Я не сказал, что покатится твоя голова, — продолжал Фархад. — Но твоя на очереди — вторая.
— А чья первая?
— Какой же ты чурбан! Конечно, Аскерова. У нас нет другого выхода: если мы не смогли купить пограничника, мы должны убить его. Каким угодно образом. Шах приказал.
Аюб-хан недовольно покосился на застывшего возле дверей телохранителя и раздраженно прогнал его. Когда тот вышел, он доверительно спросил афганца:
— Что мне нужно делать?
— Твоя задача очень сложная, — сказал Фархад таким напыщенным тоном, что стало ясно: он шутит. — Нужно, чтобы ты не кудахтал, не пачкал штаны, а сидел на месте и спокойно пил чай. Ты это можешь?
— Пить чай? Да, могу. Могу чай пить, могу кофе.
— Да хоть молоко, на здоровье. Главное, чтобы Аскеров сделал то, чего ты больше всего боишься, — пришел сюда. Тебе даже и приглашать его не нужно, без тебя пригласят.
Аюб-хан обмер.
— Убить начальника заставы при свидетелях?
— Во-первых, его отстранили, он больше не начальник. Во-вторых, свидетелей не будет. Во всяком случае, лишних.
Аюб-хан, оглядев гостиную, похолодел при мысли о том, что здесь, среди этой красоты и уюта, прольется кровь. Неужели его жилище осквернят? Пусть придумают что-нибудь другое. В конце концов, он достаточно много делает для афганцев, и они могли бы не обращаться с ним, как с собакой.
— Фархад, дорогой, только не в моем доме, умоляю! Не убивайте в моем доме!..
— Ковры испортить боишься? — усмехнулся тот. — Отмоются.
— Какой-никакой, Мансур — все-таки человек. Он здесь молился.
— А ты здесь в партию вступал, да? — спросил Фархад и потом уже серьезней добавил: — Да не дрожи ты так, в самом деле. Как получится, еще не знаю. Может, и в доме, может, в километре от него. Зависит от обстоятельств. Мы тебе не враги. И себе тоже.
С этими словами он закрутил в тонкий лаваш чанах и зелень, перешел на диван и, развалившись на подушках, принялся с аппетитом жевать.
Аюб-хан придвинулся к нему и почти интимным шепотом спросил:
— Слушай, Фархад, вдруг Аскеров сделает не так, как ты желаешь? Может, мне уехать по-быстрому? Он сюда сунется, а меня нет. Мы его обманули!
Аюб-хан издал некое подобие смеха, однако, заметив брезгливый взгляд афганца, сразу осекся.
— Эмир все рассчитал. Каждое движение Аскеров сделает так, как нам надо. Знаешь почему? — Фархад понизил голос. — Потому что эмир привлек нашего человека. Среди пограничников есть наш человек. Он нам и подставит Мансура.
В это время раздался стук в дверь и в гостиную заглянул один из телохранителей хозяина.
— Прошу прощения, Аюб-хан. Возле дома давно ходит человек. Он нам не нравится.
— А чем именно?
— Несколько раз прошел туда-сюда, смотрит на окна.
— Ну так сами разберитесь, — сказал Фархад, стряхивая с бороды крошки. — Большие уже. За что вам деньги платят?
Аюб-хан кивком подтвердил правильность слов гостя — мол, делайте. Телохранитель вышел и, прихватив напарника, направился на улицу. Когда они вышли, Хуршет, именно он показался им подозрительным, наклонившись, разглядывал следы протекторов. Услышав звук открываемой металлической двери в воротах, он повернулся, чтобы уйти, однако был остановлен зовом телохранителя:
— Учитель, остановись на минутку.
— Вы меня? — обернулся Хуршет.
— Тебя, тебя. Кроме тебя, здесь учителей нет.