Сержант быстро выскочил из окопчика и, пригнувшись, побежал к казарме. Алишер удивленно смотрел на командира. Его поразило, как неожиданно просто, без эмоций, упомянул тот о возможной смерти прапорщика. Он не представлял, что о гибели можно говорить до такой степени буднично. Все равно что к кому-то послать человека и предупредить: если, мол, не застанешь его, то возвращайся. Да, вот что значит горячая точка. Совсем другое отношение к жизни.
Подбежав к разрушенной казарме, Раимджанов увидел, что прапорщик придавлен рухнувшей балкой. Если бы только одна балка, Мюллер из-под нее выбрался бы. Но ее другой край был придавлен массой разного хлама — кирпичи, жесть, мусор. Еле-еле сержанту удалось приподнять балку настолько, чтобы Мюллер выполз. Он был весь в кровавых ссадинах, ободранный. Ноги так болели, что Гансыч еле смог встать. Однако, как всегда, бодрился, от помощи отказался.
— Спасибо, сержант, — прокряхтел он, — ты настоящий друг. Теперь дуй к командиру, скажи, Гансыч все сделает. Пусть не сомневается.
Тем временем Клейменов на своем фланге энергично подбадривал бойцов, выгоняя их из окопа:
— Быстро уходим, пошевеливайтесь. Того и жди минами накроют. Быстро отходим на вторую линию. Раненых всех взяли? Убитых не трогать.
Человек десять бойцов, все изрядно потрепанные, раненные, одни перевязаны, других перебинтовать не успели, отходили к КПП, потом шли дальше, в глубь заставы. Константин помог выбраться из окопа последнему и тут увидел вынырнувшего из хода сообщения Самоделко. Сержант находился в своей стихии, держался уверенно, хотя вид у него тоже был донельзя потрепанный — в пыли, в крови, своей и чужой.
— Все, товарищ капитан, всех отправил, — доложил он. — Семерых потеряли.
Выслушав, Клейменов велел ему идти на территорию заставы, однако Виктор запротестовал. Когда же узнал, что капитан тоже не идет в тыл, остается здесь, стал спорить еще настойчивей. Он утверждал, что моджахеды могут обойти Клейменова с фланга, тогда тому, как выразился Самоделко, наступит крендец. «Я хоть прикрою вас».
Капитан понял, что строгостью сейчас от него ничего не добиться. И он постарался объяснить ему как можно дружелюбней:
— Ну, мне надо, Виктор. Понимаешь, мне надо остаться. А тебе, дураку, еще жить да жить.
Однако Виктор находился в таком кураже, что не слышал увещеваний капитана. Он казался себе бессмертным:
— Я помирать и не собираюсь, я жить буду. Там, на левом фланге.
И Клейменов сдался, разрешил, чтобы сержант прикрывал его. Как назло, Абу-Фазиль приказал палить именно по левому флангу. Огонь вели гаубицы и минометы. Самоделко вертелся, как уж на сковородке, не зная, куда лучше спрятаться. Мины рвались прямо в окопах. Даже БМП пришлось отъехать задним ходом, и тут же вслед за ним начали рваться снаряды, выпущенные гаубицами.
Это бы еще полбеды. Главная неприятность маячила впереди: Абу-Фазиль обратился по рации к Абдул-Кериму, Среднему брату, с приказом: «Поднимай своих. На исходную». «Понял тебя, Отец!» — ответил Абдул-Керим и махнул рукой своим воинам:
— Встали! Вперед пошли!
Сидящие впритирку моджахеды, свежие, чистые, еще не вступавшие в бой, поднимались, звякая оружием. Они наступали короткими перебежками.
Клейменов стрелял из пулемета, когда недалеко от него разорвался снаряд, и в лицо ему, словно гвозди, впились мелкие камешки. Хорошо еще успел зажмурить глаза.
Выехавшая из-за здания казармы БМП выстрелила по цепи наступающих, произведя в ней заметный разрыв. Это видел из своего укрытия Абу-Фазиль, который мгновенно приказал гранатометчикам направить весь огонь на БМП.
Спускавшийся по склону Жердев заметил, что два гранатометчика проползли мимо окопа. Задыхаясь от напряжения, Никита с трудом поднял винтовку. Уставился в окуляр оптического прицела. Когда один из гранатометчиков подбежал к ограждению и прицелился, Жердев выстрелил, и убитый моджахед упал, ударившись лицом о свой же гранатомет.
Жердев хотел убрать и второго. Однако сильная боль сдавила сердце, не было сил поднять винтовку. Застонав от досады, лейтенант достал из кармана куртки пузырек с таблетками. Заглотнул одну. Сердце отпустило, но закружилась голова. Он прикрыл глаза и лежал так, не видя, что моджахеды ползком продвигаются вперед.
Наблюдатель сообщил Абдул-Кериму, что второй пулемет поражен и первый рубеж свободен. Абдул-Керим рискнул встать во весь рост. Теперь он представлял завидную мишень, но из окопа действительно не стреляли. «Средний» закричал своим:
— Вперед! Пошли! Пошли! Пулемет замолчал! Вперед!
Цепь моджахедов ожила, поднялась. Вскоре бойцы ислама вышли на возвышенность прямо перед окопами. И вдруг разрывы гранат, частые, как пулеметная очередь, разбили ряды наступающих, послышались крики и стоны раненых — это заработал станковый гранатомет. Абдул-Керим ничком бросился на землю, его воины опять отползли назад.
Абу-Фазиль, который все это время шел вслед за наступающими, правда, далеко позади них, остановился. Он слышал свист шальных пуль и грохот взрывов впереди. Пытался понять, откуда работает АГС, но ни он сам, ни наблюдатель его не видели.
А автоматический станковый гранатомет был установлен в углублении окопчика, где раньше находились Исмаилов и Раимджанов. Теперь там пристроился Мансур, который стрелял очередями вверх таким образом, что разрывы гранат поражали даже лежащих моджахедов.
В короткой паузе между выстрелами он предупредил сержанта и рядового, чтобы те поглядывали назад. Появление врагов в тылу было настолько вероятным, что Аскеров даже удивлялся, почему это не произошло до сих пор.
К сожалению, опасения его оказались небеспочвенны. Селим, окопавшийся с моджахедами недалеко от проволочного ограждения заставы, получил приказ наступать. Их было полтора десятка человек, публика весьма разношерстная. Несколько боевиков, не похожих на других наемников, просто вооруженные крестьяне, смотрели пугливо, не трогаясь с места. Селим и пара наемников направили на них автоматы:
— Пошли, кому сказано. Там нет мин.
Когда разрывы гранат разрушили проволочное ограждение возле офицерского общежития и в дыму возникли фигуры моджахедов, находившийся в окопе Ратников навел на них ствол ручного пулемета, тихо произнес: «Огонь» и выпустил первую очередь. Бойцы рядом с ним били короткими очередями. Фигуры в дыму валились наземь одна за другой. С другой стороны, на позиции Аскерова по-прежнему не смолкал звук работающего АГС. Исмаилов и Раимджанов, лежа, обстреливали атакующих.
По просторному холлу столичной гостиницы «Ташкент» расхаживали важные азиатские гости. Большинство из них были в национальных костюмах. Сновали переводчики, корреспонденты, операторы телевидения с камерами на плечах.
«Сегодня второй день работы Международной конференции азиатских стран, — говорила молодая ведущая с микрофоном, приветливо глядя в объектив телекамеры. — Ожидается прибытие короля Марокко Мохаммеда VI, а также самого богатого человека в мире — султана Брунея».