– Вы по-прежнему будете добиваться расположения Анастасии Шороховой? – спросил Пучков, созерцавший унылый больничный двор, видневшийся в квадрате окна.
– В настоящий момент я озабочен тем, чтобы в моей шкуре не проделали еще несколько дырок. Так что с любовью придется повременить.
«С любовью? – Пучков попытался скрыть усмешку. – Ты ее, братец, перепутал с суррогатом плотского влечения и самонадеянностью». Фадеев же с горечью проговорил:
– Хотел выпендриться перед девушкой, и вот что получилось.
– Есть еще один способ обеспечить вам личную безопасность, – сказал Пучков и сразу же перехватил пытливый взгляд Фадеева. – Вообще прекратить расследование.
«Я же не карающий меч господень, – попытался он успокоить себя. – Я должен заботиться в первую очередь о безопасности клиента».
– Вы видите связь между расследованием и покушением на меня?
– Прямую, – кивнул Пучков. – Кому-то не нравится, что давние преступления пытаются раскрыть на ваши деньги. Убрать вас означает перекрыть денежный источник, питающий активность частных сыщиков. Не будет расследования – не будет угрозы вашей жизни.
– Но как же? – нахохлился Фадеев. – Взять – и все вот так бросить? «Ты и понятия не имеешь, приятель, сколько народу полегло за твою симпатию к Шороховой».
– Взять и бросить, – кивнул Пучков.
Он обязан был предложить Фадееву этот выход. Хотя, конечно же, понимал, что для агентства все так просто не закончится. Убита Виктория – одно это заставит Стаса стоять до конца. И потом – он симпатизирует Шороховой. Она нравится ему, нравятся ее детская прямота и застенчивость, ее доверчивость и даже фамильное проклятие, из-за которого, собственно, все и приключилось.
– Подумайте, – тем не менее сказал Пучков. – Вы подвергаете свою жизнь реальной опасности из-за женщины, которая ничего вам не обещала.
– И даже более того, – нахмурился Руслан. – Она ясно дала понять, что не питает ко мне нежных чувств.
– Вот видите.
– Но я уже закусил удила. Стыдно отступить, понимаете меня? – сказал честный Руслан.
– Значит, мы продолжаем дело?
– Продолжаем. Выясните, кто в меня стрелял и какое отношение имеет этот человек к Настиным проблемам.
Выбравшись из больницы, Пучков в очередной раз набрал номер Стаса. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – корректно сообщили ему. «Вот дубина, – подумал Пучков. – Нагородил что-то про мальчика и скрылся. Интересно, впрочем… Мальчик-инвалид, сидящий у окна с утра до вечера. Просто классика какая-то! Как говорится, если бы мальчика не было, его следовало придумать». Пучков, уже открывший дверцу своей машины, внезапно замер. Что, если Стас и в самом деле придумал мальчика? Закинул удочку? Кому он там рассказывал эту байку? Фокину-старшему? Неужели он подозревает этого красавчика, если и не разбившего Веронике Матвеевне сердце, то, уж по крайней мере, отколовшего от него маленький кусочек?
* * *
Стас усилием воли заставил себя отключиться от расследования и отправился в милицию, потом в морг. Он опознал тело, подписал кучу бумаг, рассказал следователю все, что знал о связи своей жены с Воробьевым. Потом поехал домой. Первым делом он выдернул из розетки домашний телефон. Ему не хотелось ничего знать. Не хотелось ни с кем разговаривать. Обсуждать, предполагать, принимать соболезнования. У Вики не было никакой родни, даже самой дальней. И Стасу предстояло самому решить, что делать с ее вещами. Он несколько раз прошел мимо комнаты жены, дверь в которую была распахнута, и подумал: одно дело – устраивать там обыск, подозревая, что Вика отправилась развлекаться на сторону, и совсем другое – зайти туда, зная, что она больше никогда не переступит порог, потому что умерла, ушла в небытие. Стас постарался воскресить в памяти все хорошее, что у них было. Вспомнилась шумная свадьба, шампанское, гирлянды шаров, прицепленные к машине. Вспомнилось, как он кружил Вику, подхватив ее на руки вместе с метрами шелка и тюля, в которые она была завернута, словно белая бабочка, украшенная блестками. Вспомнилось, как они вселялись в новый дом, и он думал, что теперь все будет по-другому, Вика не станет больше капризничать, почувствует себя настоящей хозяйкой. Так, в сущности, и вышло. Только вот он не чувствовал себя здесь хозяином. В последнее время Стас не раз представлял, как они разойдутся и Вика останется в этой квартире. Он же уйдет, чтобы начать новую жизнь. Все получилось не так. Вика ушла, а он остался. Потом он подумал о жене Воробьева, которую никогда не видел, даже не представлял, как она выглядит. Интересно, была ли она в курсе его интрижек? Если нет, то каково ей теперь? Двойной удар – узнать о смерти мужа и о том, где и при каких обстоятельствах она произошла. Горе с привкусом скандала.
Он не знал, что в это самое время с женой Воробьева беседовал Саша Таганов. Было уже поздно, и женщина только что вернулась из Москвы, где прошла тот же скорбный путь, что и Стас.
* * *
– Зовите меня Алена, – предложила она Таганову, не выказав никакого неудовольствия по поводу его визита.
Он был рад этому обстоятельству, поскольку сильно нервничал, представляя их встречу.
– Я устала, – призналась Алена. – И ужасно подавлена. Вы курите? Нет? А я закурю.
На вид ей было около сорока. Высокая, подтянутая, занимающаяся своей внешностью как бы по обязанности. В ее облике отсутствовала изюминка, которую обычно придает женщине удовольствие, с которым она следит за собой. Все, как положено: аккуратная стрижка, ровный насыщенный цвет каштановых волос, едва заметный макияж, выполненный в персиковых тонах, свежий маникюр, однотонное платье до колена. Фасоном оно больше напоминало платье для коктейлей. Возможно, у молодой вдовы просто не оказалось под рукой ничего другого черного под рукой.
– Вы ведь все знаете про любовницу? Какое облегчение, – сказала она совершенно серьезно. – Не представляю, как удастся скрыть этот факт. Существует такая неприятная реальность, как соседи. Они обязательно разболтают всей Москве.
– Ну уж, – смутился Саша, тут же подумав о чувствах Стаса. – Вы ведь живете в Опалихе.
– Но все наши друзья и деловые интересы в Москве. Впрочем, вы правы, – внезапно согласилась она. – Я одна не представляю собой ничего. Ни-че-го. Я была лишь приложением к собственному мужу. Теперь я начну вести жизнь простенькую и спокойную. Это если у Игоря не осталось криминальных долгов. В ином случае жизнь окажется трудовой и сложной. Детей в любом случае придется забрать из частной школы…
Она уставилась куда-то в пространство, медленно выпуская дым длинными струями. Вероятно, уже прикидывала, как станет устраивать свой быт в одиночку. Чтобы вернуть ее к реальности, Саша тихонько кашлянул.
– Вы ведь что-то хотели узнать? – встрепенулась Алена. – Спрашивайте, я отвечу. Мне нечего скрывать. И стыдиться нечего. Ведь это не я бегала по девкам. И не я задохнулась в шелковых простынях.