Измученная, растерянная, с бесчувственным телом, почти без сознания, Катрин уже не плакала. Задыхаясь под кляпом, разрывающим ей рот, она тихо стонала, все слабее и слабее. Ее тело, все ее существо было сплошной болью. После очередной грубой атаки она лишилась чувств.
Она была без сознания, когда Дворянчик с эскортом выехал с мельницы-пепелища, оставив ее бродягам, которым Амандина собиралась отдать истерзанное тело Катрин, чтобы завершить осквернение и разрушение совершенной красоты, которая и была основной причиной ненависти девицы Ла Верн. Собственный стон и ощущение холода вывели Катрин из обморочного состояния. Она не поверила, что достигла наконец леденящего мрака смерти. Безумная жажда раздирала ей горло. Живот горел, так же как и ступни, запястья: пытаясь вырваться, она содрала нежную кожу. Вокруг нее все было реально. Она еще не достигла глубин ада.
С трудом она приоткрыла распухшие от слез веки, увидела черное небо и чью-то плотную тень. Понемногу сознание возвращалось к ней. Она лежала прямо на земле на ткани, царапающей кожу.
Вне всякого сомнения, она была еще жива. Она не могла поверить, что все эти негодяи прошли через нее…
Она вдруг вспомнила о том, что ей еще предстояло пережить. Она будет похоронена вместе с разлагающимся трупом. Должно быть, где-то ей уже роют могилу. Она слышала странные звуки, потрескивания, безумные восклицания. Больше всего она хотела бы избавиться от своего тела, которое приносило столько боли. Она закрыла глаза, чтобы не видеть, как к ней подойдет светящаяся радостью Амандина…
Чья-то рука приподняла ее голову. Губами она почувствовала жесткий и холодный край миски.
– Пока она не очнется, ты не сможешь напоить ее, – тревожно прошептал знакомый голос Беранже. – Я боюсь, не умерла ли она…
– Замолчи, лучше растирай ей ступни, они ледяные.
Не смея в это поверить, она снова открыла глаза, узнала склоненное над ней лицо Готье.
Это он, поддерживая за голову, пытался напоить ее, в то время как Беранже отогревал своими горячими руками ее ноги. Инстинктивно, подталкиваемая непреодолимым стремлением к жизни, которая больше не была адом, она отпила глоток воды. Вода была невкусной, но утолила жажду.
– Она пьет! – восторженно заявил Готье. – Она приходит в себя. Слава Господу Богу!
– Я думаю, мы подоспели вовремя, – совсем рядом ответил знакомый мужской голос, – все эти дьяволы хотели ее! Они бы разорвали ее, как волки!
– Мы никогда не рассчитаемся с вами! – продолжал Готье. – Если бы не вы, мы до сих пор сидели бы в этой вонючей дыре, а наша несчастная госпожа погибла бы. Я хочу надеяться, что они не причинили ей неизлечимого зла. Она словно мертвая.
– Женщины очень живучи! Я знаю не одну, пережившую подобное и потом поправившуюся. О! Вот и мельница пылает. Это должно ее согреть.
Поверх миски, из которой Катрин теперь с жадностью пила, она увидела красное зарево. Оттуда раздавались крики и стоны, смешивающиеся с непонятным для нее шумом, заглушавшим плеск лопастей.
Она увидела плачущего, раздетого почти догола Беранже и мужчину, голос которого она не узнала, стоящего у воды и любующегося пожаром. Это был Жан, нищий церкви Нотр-Дам.
Чуть повернув голову, она увидела, как высокие языки пламени лизали старую мельницу. На этом адском фоне выделялись черные силуэты солдат с факелами и оружием. Шеренга лучников, выстроенная в боевом порядке, сражала стрелами всякого, кто пытался вырваться из пекла.
– Как вы себя чувствуете? – нежно спросил Готье.
– Как будто по мне проехало колесо.
– Как только монсеньор де Руссе закончит свою работу, он перевезет вас к госпоже Симоне, и там вас вылечат.
– Руссе? Что произошло? Как я очутилась здесь?
– Благодаря этому человеку, – указывая на Жана, ответил юноша. Жан, вытянувшись, созерцал пожар, подобно Нерону перед вратами Рима. – Он собирался встретиться здесь со своими друзьями и увидел, как вас сюда притащили. Он быстро сообразил, что вам здесь не преподнесут цветов. Вернулся в город, решив предупредить сеньора де Руссе. Бог сжалился над нами, и капитан прибыл вовремя: он спас вас и освободил нас из плена.
Катрин встретилась глазами с полным жалости взглядом лжемонаха. Хороша же она была, если он так на нее смотрит. Она попыталась улыбнуться, сознавая то, что он для нее сделал.
– Я обязана вам жизнью, друг Жан. Но почему вы это сделали? Привели Руссе, чтобы он погубил ваших друзей?
Жан пожал плечами.
– Бродяги дружны, пока они вместе, – мрачно заметил он. – Позарившись на золото Дворянчика, перейдя к нему на службу, они перестали быть мне братьями и товарищами. И потом, видеть вас в руках этих негодяев, в руках этой обезумевшей Амандины… Нет, я не смог этого вынести. – Его голос внезапно ослабел, стал хриплым, и он с неохотой заключил: – Я… я вас всегда любил, с тех пор, как вы были еще ребенком.
– И все же. Вы пошли во дворец к…
Она не закончила.
– Господи! Дворец! Башня… король! Вы схватили Дворянчика?
– Нет, он успел уйти до нашего прихода. Я не могу себе этого простить, так как именно его я хотел…
– Скорее! Бегите! Найдите Жака де Руссе! Как можно скорее! Они собираются убить короля.
– У вас жар, – потрогав ее горячий лоб, сказал Готье.
Беранже со всех ног бросился к пожарищу. Катрин попыталась встать и следовать за ним, но Готье удержал ее.
– Вы займетесь мной позже. Я знаю, что у меня жар, но… король Рене… Они организуют его бегство и заманят в ловушку, где его убьют подставные бургундские солдаты.
– Так вот оно что! – прошептал Жан. – Когда мы проходили по Ушскому мосту, мне кажется, что я видел лодку, полную людей, она шла вдоль берега.
Подошел Жак де Руссе. Катрин в двух словах рассказала о нависшей над его головой опасности. Капитан задал три вопроса: сколько прошло времени, сколько было человек, в каком направлении ушли?
Катрин уточнила: «По дороге на Лангрес». Он развернулся, успев крикнуть:
– Я оставлю вам двух солдат, чтобы отыскать лодку и доставить вас во дворец Морелей-Совгренов. Если я останусь жив, приду к вам, как только вернусь.
Катрин слышала, как он сзывал воинов. Они стеклись к нему отовсюду, оставляя без присмотра пепелище с пойманными в нем разбойниками и Амандиной.
Ровная линия лучников дрогнула. Солдаты бросились к лошадям, привязанным к деревьям. Они спешно вскочили в седло и бросились за Жаком, который бешено пришпорил коня с криком: «Бургундия, вперед!»
Эскадрон покинул горящую мельницу, от топота копыт содрогнулась земля.
Обессилев, Катрин закрыла глаза и опустила голову на руки Готье. Были слышны лишь потрескивание костра, скрип мельницы да шелест листьев. Катрин и ее друзья остались одни в этом мертвом пространстве.