— И ты будешь спокойно жить?
— Насчет спокойствия, не знаю, — не стал скрывать Дементьев. — Вырвемся, а там посмотрим. Мы ведь ломщики, Переплетчица, хорошие ломщики. И вдвоем гораздо лучше. Так?
— Так.
Она решилась. Решилась, потянулась к Илье, и их губы слились в поцелуе. А потом девушка прижалась щекой к его груди, а он, мягко перебирая пальцами ее волосы, продолжил:
— Чтобы поднебесники оставили меня в покое, надо устроить большой скандал. Организовать такие неприятности, чтобы они думали только о том, как бы отмыться, а не обо мне. А лучше, чтобы заболела голова у всего мира.
— Я знаю, что ты гений, но даже ты не сможешь поставить на уши весь шарик.
— Не смогу? — Дементьев тихонько рассмеялся. — Как ты думаешь, что мы ищем в Анклаве?
— Секреты, — вздохнула Майя. — Им всегда нужны секреты. Кто-то что-то придумал, кто-то что-то разработал… Новый чип, новая пушка, новые таблетки…
— Мы полезем в «МосТех», — напомнил Чайка. — А они не занимаются таблетками.
— А чем они занимаются?
— Энергией.
Несколько секунд девушка обдумывала слова Ильи, затем чуть приподняла голову и посмотрела на него. Переплетчица не поняла, куда клонит Дементьев, среагировала на ОЧЕНЬ серьезный тон, которым он произнес это слово: «энергией».
— И что они придумали?
— Энергию и придумали. — Чайка по-прежнему был необычайно серьезен. — Новую энергию, новый вид. Дешевую энергию. Нефтяные войны, бензиновый голод — все в прошлом. Мир на пороге новой эпохи.
— И?
Она очень хотела услышать, что будет дальше. Боялась услышать, но хотела.
— Мы сломаем «МосТех» и выложим информацию в открытый доступ, запустим в сеть. Об энергии узнают все. Все!! И все узнают, что поднебесники хотели взять ее для себя, а не обратились в ООН. И все узнают, что корпорации пытаются скрыть ее от человечества!
— О, Господи! Шарик сойдет с ума!
— Я ведь это обещал, помнишь?
— Ты гений!
— Гений тот, кто придумал новый вид энергии. А я Прометей. Я проложу людям путь в новую эпоху. Я покажу им, что у нас есть будущее. Настоящее будущее, а не тот суррогат, которым кормят нас правительства и корпорации. Через год-два мир изменится до неузнаваемости. Прекратятся войны — правительства перестанут делить полезные ископаемые. Уйдут в прошлое экологические проблемы, и, вполне возможно, станет доступен космос. Настоящий космос, Майка, ты понимаешь? Настоящий! Не станции на орбите, не спутники, а Луна и Марс! Венера и Сатурн!
Глаза Ильи блестели, и Переплетчица невольно прониклась его увлеченностью.
— Ты сделаешь это! Ты изменишь мир!!
— Мы, — твердо поправил девушку Чайка. — Мы. Ты и я. Мы вместе.
— А потом мы спрячемся?
— А потом нам не надо будет прятаться. Мы станем героями.
— Всадник, это Корнелиус.
— Доброе утро, друг, чем я могу тебе помочь?
— Скорее, я тебе. — Ежов помедлил. — Ты все еще ищешь Петру Кронцл?
— Только не говори, что она спит на твоей Звероферме.
— Она спит на моей Звероферме.
Корнелиус с удовольствием отметил, что ему удалось удивить Всадника.
— С ней все в порядке?
— Даже пальцем не тронули.
— Кто ее привел?
— Шира почистила следы. Никто, кроме тебя, не знает, что Петра на Звероферме.
— Я твой должник, Корнелиус, — произнес Всадник.
— Ты, вроде, никогда не был любителем громких слов, — заметил Ежов. — Никто никому ничего не должен. В конце концов мы друзья или нет? Тебе нужна девочка, мне она не нужна. Приходи и забирай.
— Я не могу просто забрать Петру, — после короткой паузы сказал Всадник. — Да и не время сейчас… Подержи ее у себя, Корнелиус, и поговори с ней.
Ежов посерьезнел:
— О чем?
Сначала она испытала облегчение. Невероятное облегчение, почти счастье. «Я твой друг. Ты свободна, Петра!» Какие волшебные слова! Девушка уже забыла, каково это — слышать спокойную, неторопливую речь, видеть внимательные, дружелюбные глаза, знать, что если захочешь, можешь выйти на улицу, и никто не станет тебя удерживать. Это было первым, о чем сказал Корнелиус: «Хочешь уйти — пожалуйста, но будь добра, выслушай меня до конца». Он был такой спокойный, теплый, немного забавный и очень-очень приветливый. Петра кивнула: «Хорошо!» И неожиданно для себя разрыдалась. В голос, в крик, заламывая руки и отпихивая Ежова. Напряжение, накопившееся в девушке, лавиной вырвалось наружу, хлынуло неудержимым потоком. Петра орала, посылала проклятья и плакала, вновь и вновь переживала ужас и страх, вновь и вновь лежала голой перед грязным маньяком и вонзала нож в шею Звиада, падала в неуправляемом шаттле и слышала, как конструктор определяет стоимость ее органов.
Истерика длилась минут десять, после чего, позволив Петре выпустить пар, опытный Корнелиус обнял трясущуюся, перепуганную девочку, прижал ее к себе и некоторое время просто говорил что-то ободряющее. Рассказывал какие-то истории, утешал, пытался шутить и незаметно, — в данном случае это было очень важно, чтобы все прошло незаметно — сделал укол успокоительного. Петра расслабилась, согрелась в мягких объятиях Ежова, почувствовала, что силы оставляют ее.
— Тебе надо поспать.
— Я не усну.
Но она произнесла эти слова с большим трудом. Корнелиус мягко улыбнулся, легко поднял девушку на руки, отнес на диван и прикрыл пледом.
Сколько спала? Час или десять часов? Петра проснулась, вздрогнула, в очередной раз увидев незнакомую обстановку, задрожала и тут же расслабилась, вспомнив, чем закончилась вчерашняя поездка к седенькому старику в забавных очках.
— Надо идти!
Девушка отбросила плед, хотела подняться, но остановилась, услышав тихое урчание.
— Какой забавный!
Спавший в ногах глазастый пушистый зверек недовольно посмотрел на потревожившую его Петру.
— Ты кто?
— Лемур, — ответил вошедший в комнату Корнелиус. Хозяин Зверофермы успел переодеться, сменив толстый халат на зеленоватые брюки и рубашку. В руках Ежов держал поднос с завтраком: настоящий кофе, настоящий — свежевыжатый! — апельсиновый сок, омлет, три тоста, джем. Привыкшая к натуральной пище Петра с одного взгляда поняла, что химия и соя на столе Корнелиуса не встречаются.