Впоследствии некоторые участники этого заседания с удивлением вспоминали, что им как будто кто-то подсказывал, как себя вести и кого поддерживать…
Он был знаком с оружием землян еще с того времени, когда проходил обучение на Коссууте, но никогда не думал, что ему придется самому им когда-нибудь воспользоваться, причем не против землян и массудов, а вместе с ними, в одних рядах.
Было и еще нечто новое, неожиданное: Раньи и его солдаты, считавшиеся у себя элитой, привыкли к определенным привилегиям. Здесь они были равными среди равных. Оказалось, что это вовсе неплохо – раствориться среди массы, не выделяться из нее. Конечно, полностью это не удавалось: солдаты, разговаривающие между собой на языке врага, поневоле привлекали к себе внимание. Тем не менее и Турмаст, и Веенн, и остальные без труда вошли в эту атмосферу боевого товарищества, которой не было и не могло быть в армии Назначения. Они скоро обнаружили, что у землян есть еще одна особенность: перспектива предстоящего боя вселяет в них чувство какого-то возбуждения, когда сражаешься за что-то свое, кровное, а не просто за абстрактную, пусть и элегантную философскую идею. Сагио, как и другие, тоже записался добровольцем в штурмовую группу, но Раньи на этот раз настоял, чтобы брат остался в столице. Он знал больше других, поскольку Раньи доверил ему кое-что, чет не доверял никому. Если бы они оба погибли, это принесло бы большой ущерб, в том числе и для науки. Сагио, конечно, протестовал, но тщетно. Командование войсками Узора на Улалуабле согласилось и то неохотно, только на одну-единственную попытку штурма. Если бы она не привела к немедленному успеху, все уцелевшие должны были немедленно отступить и вернуться обратно. Командование опасалось, что в случае, если операция примет затяжной характер, кто-нибудь из «возрожденных» может попасть в плен, и тайна, окружавшая их, будет раскрыта. Внешне Раньи и его сподвижники были неотличимы от других землян в ударной группе. Ничто не говорило за то, что в них осталось что-то от ашреганов, и потому им было разрешено создать свой собственный полк со своими командирами. Во-первых, этим облегчалось управление, а во-вторых, смягчался синдром одиночества у новообращенных. Кроме того, руководствовались здравым соображением, что полная интеграция может быть достигнута только естественным путем, а не путем директив. Наконец, исходили из того, что в своем привычном окружении «возрожденные» будут сражаться лучше и более эффективно.
В результате Соратии, Веенн и другие вновь оказались под командой Раньи – и грубиян Бирачии, и Коссинза – девушка с журчащим, как ручеек, голосом и молниеносной реакцией. Бирачии и Коссинза оказались среди тех, кого вытащили из лап Амплитура совсем недавно, но еще немало обманутых продолжали вести жизнь рабов, служа делу чуждого им Назначения. Успокаиваться было рано. Ничего, выручим всех, – уговаривал Раньи сам себя, – сначала изгнать захватчиков с Улалуабла, а потом дойдет дело и до Коссуута!
Вот она, Коссинза, веселая, счастливая, общается с подчиненными с широкой улыбкой на лице – нечто совершенно новое для нее, непривычное. Частенько эта улыбка предназначается ему. В последние месяцы, здесь, на Усилаи, их как-то властно потянуло друг к другу. Да, у него были другие женщины. Одну, там, на Омафиле, он порой вспоминал. Но Коссинза была с Коссуута – как и он, в отличие от других, и он доверял ей, знал, что она не подведет, не предаст.
Тем не менее он и в близости сохранял некую настороженность, не говорил ей всего, что хотелось бы. Пока что. Она и не требовала от него полной откровенности. Он был человек «в себе», она и его друзья это знали. Она любила его и была уверена, что когда она решится, то будет первой, кому он все скажет.
Тяжеловооруженные транспорты и легкие машины сопровождения неслись на север на предельной скорости, слегка порой касаясь поверхности озера или холма. За четыре дня они далеко углубились на территорию, контролируемую противником. Если их обнаружат, – Раньи это знал, – им придется вернуться. Таков был приказ, а пытаться изменить его путем целенаправленных «предложений» времени не было. Однако до сих пор в небе и на горизонте было чисто, а на земле им встречался только представители дикой фауны, испуганно разбегавшиеся при их приближении.
В их группе были одни добровольцы, к тому же специально отобранные: желающие участвовать в опасной операции было больше, чем требовалось. Половина личного состава бойцов была из землян, половина – из массудов было еще несколько нетрадиционно смелых гивистамов в качестве водителей и техников; оружие в руки они брать не могли.
Согласно плану, имелось в виду, что вначале небольшая группа, примерно десятая часть отряда, должна была проникнуть внутрь оборонительного периметра и отвлечь на себя внимание противника; после этого основные силы должны были нанести удары извне по нескольким направлениям и взломать всю систему обороны. Даже если бы им и не удалось захватить командный пункт, причиненный противнику ущерб оправдал бы всю операцию.
Первый-по-Хирургии и его люди безуспешно протестовали против использования в ней «возрожденных». Никакой военный успех не мог бы компенсировать возможный ущерб для науки. Думать иначе, аргументировали они, – это верх нецивилизованности, абсурд. На Омафиле к их мнению наверняка прислушались бы, но на Улалуабле все было по-другому – планета была в смертельной опасности, военные сооружения имели здесь неоспоримый приоритет. Лидеры Вейса, которые при иных обстоятельства поддержали бы Первого-по-Хирургии, в данном случае проголосовали против.
В пользу такого решения был еще один сильный аргумент. «Возрожденные» были теперь настоящими людьми и потому могли в полном объеме пользоваться неотъемлемыми правами Человека. Если бы они предпочли участвовать в медицинском эксперименте, никто не мог бы заставить их принять участие в военных действиях. Но в данном случае была обратная ситуация, и опять-таки никто не имел права препятствовать их выбору. Раньи вглядывался в проносившийся мимо ухоженный ландшафт этой мирной планеты. Рядом с ним присела Коссинза. Интересно: в их машинах вообще не было сидений в общеупотребительном смысле слова; их заменили куски эластичною материала, похожего на пену. Его поверхность легко принимало любую форму и в то же время создавала достаточно прочную и мягкую опору, подходящую для самых различных фигур, веса и объема сидящих – и для землянина и для массуда, и для гивистама.
Сейчас они неслись по пустынной степи; тучи песка, мелких камешков, которые поднимал конвой, нарушали растительный покров, распугивали зверье. Люди Вейса, конечно, были бы не в восторг от такого обращения с их священной природной средой, но, к счастью, их не было на бортах боевых машин.
– Когда появился Турмаст, – тихо сказала Коссинза, – и начал рассказывать нам про все, про тебя, про вас – а мы думали, вы все погибли, – я, да и остальные тоже, приняли от за сумасшедшего. Свихнулся от пережитого, – она тоже взглянула через ветровое стекло. – Даже после того, как он наглядно нам продемонстрировал это самое «предложение», я все еще сомневалась. Только когда он сказал, что действует по твоему приказу, я начала верить. Я всегда знала, что ты – лучший среди нас, Раньи-аар. Это не мое мнение.