– Наконец-то, – пробормотал Эхомба и, наглядевшись досыта на приятный глазам пейзаж, начал спускаться с пологого холма. Сверху ему удалось рассмотреть реку, по обоим берегам которой виднелись ухоженные поля и сады. По-видимому, была пора цветения, и зелень только местами виднелась сквозь золотые и белые созвездия, усыпавшие сады.
Северянин бросил на Эхомбу удивленный взгляд.
– Что значит «наконец-то»? Чем тебя воодушевили цветущие сады? Вот уж никогда бы не подумал, что житель пустыни обрадуется зелени!
– Мне действительно по сердцу земля, откуда я родом, – промолвил пастух. – Но это вовсе не значит, что мне не нравятся иные края. Каждый человек способен оценить прелесть чужих земель, не разлюбив родины.
– Тогда почему бы тебе не переехать? – спросил Симна. – Выбрали бы место получше, и всей семьей, всей деревней перебрались бы туда, где полно воды, где жирная земля…
– Какой бы благодатной ни была такая земля, это не наш дом, – убежденно ответил Эхомба. – Много на свете мест, где полно воды и плодородных почв, но они не всем могут стать родиной.
– Почему?
– Предки. Традиции. Дух родины нельзя пересадить как лук. В каждой округе есть что-то свое: запахи, дали, воздух, наконец… – Он нащупал в кармане мешочек с морскими камешками. – Даже грунт, по которому ступаешь. Образ жизни…
Эхомба посмотрел на Алиту, шедшего рядом, затем продолжил в том же тоне:
– Трудности, с которыми боролся всю жизнь. На новом месте это все иное, чуждое тебе, а то и враждебное. Человеку ничего не стоит сняться и отправиться в путь. Вот остальное… – его голос дрогнул, – остальное куда как трудно.
Симна понимающе покивал.
– Сочувствую, брат. А мой дом – там, где я прилег отдохнуть. Место, где сытная кормежка, мягкая постель и добрая женщина. Или лучше так: мягкая женщина и добрая постель.
Эхомба искоса взглянул на товарища.
– В таком случае я должен тебе посочувствовать… Или ты должен посочувствовать мне.
– Я нам всем троим сочувствую, – неожиданно вмешался Алита. – Вам двоим, безволосым, болтливым и неловким – обезьяны, вы и есть обезьяны, только двуногие. Себя тоже жалею за то, что связался с вами. – Отвернувшись, кот глухо зарычал. – В следующий раз я не стану так глупо жертвовать своей кошачьей жизнью.
– Постараюсь учесть, – ответил пастух.
Теперь они шли натоптанной узкой тропинкой, что вилась между ухоженными, покрытыми листьями таро и ямса полями. По межам густо росли заросли юкки, ее листва затеняла молодую поросль.
– Странно! – неожиданно сказал Эхомба. Сузив глаза, он внимательно осмотрел огороженные делянки и похожие на сливу плодовые деревья. – Почему вокруг пусто? Поля хорошо обработаны, все растет и плодоносит. Для диких животных просто рай, обильное пиршество!.. Почему же крестьяне не охраняют поля? А уж появление трех чужестранцев вообще обязано было привлечь их внимание. Кто знает, может, мы воры, которые только и метят, как бы посягнуть на урожай.
– Точно, – кивнул Симна. В его голосе звучали любопытство и тревога. Северянин озирался по сторонам, по-видимому, не очень-то доверяя мирному виду живописной местности. – Если бы я был хозяином всех этих полей и садов, я бы не расставался с луком и стрелами и уже давным-давно встретил незваных гостей. Стоило бы кому-нибудь пересечь вон ту линию, – он указал на деревья позади, – как тут же встал бы в засаду.
– Жилище, – перебил его Алита. Подняв лапу, кот указал на восток.
Действительно, в той стороне виднелись три строения. Подворья были разделены зарослями дикого терновника. Ворота, ведущие к домикам, были распахнуты настежь.
Симна приложил согнутую ладонь к губам и закричал:
– Эй! Командир легиона бобов, встречай гостей!
Никто ему не ответил.
Северянин пожал плечами и первым вошел в ворота.
Окна ближайшей лачуги были застеклены, однако стекло было плохого качества, мутное, и не позволяло разглядеть, что творится внутри. Державшийся сзади Эхомба с тревогой в голосе произнес:
– Не люблю вторгаться без приглашения на чужое подворье.
– Ты полагаешь, что здесь кто-то есть? Нельзя вторгнуться в чужие пределы, если у этих пределов нет хозяев. Почему никто не откликнулся на мой призыв? – парировал Симна и вошел в дом.
Алита остался с Этиолем – не потому, что уважал чужую собственность (такое понятие было ему неизвестно), а просто внутреннее устройство человеческого жилища не занимало зверя. К тому же во всяком огороженном, стиснутом, переполненном чуждыми запахами пространстве он испытывал что-то вроде клаустрофобии.
Симна вышел из дома явно удивленный.
– Пусто, – сообщил он товарищам. – Даже более того – все брошено. Кладовая забита едой. Посуда в шкафу, постельное белье в комоде. Постели заправлены, но не видно, чтобы кто-то на них спал в последнее время. – Северянин помолчал, рассеянно глядя на ближайшие деревья. – Люди, жившие здесь, ушли не очень давно и без всякого намерения вернуться. Как подсказывает мне опыт, такое бегство беспричинным не бывает. Для этого требуется серьезный повод.
– Давай посмотрим в других домах, – предложил Эхомба.
Они так и поступили. И нигде не нашли признаков подготовки заблаговременного отъезда.
– Поблизости наверняка есть город, – высказал предположение Эхомба. – Возможно, все туда и сбежали?
– Должно быть, так. – Симна держался бодро, словно хотел передать товарищам свой оптимизм. – Мало ли, ушли на какой-то праздник… Может, обычай такой!
– Не переправились ли жители на другую сторону реки? – спросил Эхомба, указывая наконечником копья в ту сторону. – Там и ферм побольше, и садов, и полей. Дальше, по-моему, я видел холмы. Если здесь есть укрепленное место, то понятно, что его расположили там, где больше естественных препятствий.
– Ладно, пойдем, – рыкнул Алита и направился по направлению к реке. – Если мы собираемся купаться, надо побыстрее залезть в воду, пока солнце не село. А то когда я высушу шкуру!..
Однако переправляться через реку вплавь им не пришлось. На противоположный берег вел широкий деревянный мост. Возведен он был искусными мастерами, по нему запросто могла проехать самая большая повозка, запряженная волами. На другом берегу путники встретили ту же самую картину, хотя здесь дома стояли гуще и некоторые были из камня.
– Точно какой-нибудь праздник, – весело заявил Симна, пытаясь показной безмятежностью прикрыть овладевшую им тревогу. С чем-то ужасным, что выгнало людей из их жилищ, ему, только что ускользнувшему из лап евпупы, было трудно примириться.
– Боюсь, что ты ошибаешься, – сказал шагавший сбоку огромный черный кот. – Я вообще не люблю, когда много шума – если, конечно, не я сам создаю его.
– Может, карнавал или чей-то юбилей… – упорствовал Симна.