– А кто нас услышит?
– Я сказал: не ори.
Дрон, один из парней Карбида, недовольно кивнул и продолжил делиться впечатлениями шепотом:
– Все равно воняет.
– Везде воняет, – пробурчал Рус.
– И на наших фабриках тоже?
– Везде.
– Но ведь у нас совсем другую жратву делают! Не кошерную.
– Кошерная у евреев. А у мусульман она как-то иначе называется.
– Вот видишь! Потому она и воняет.
– Ерунда, – негромко и как всегда бесстрастно произнес Кимура. – Все фабрики воняют одинаково.
Глаза у Кимуры такие же бесстрастные, как голос. Сейчас, в тяжелом фабричном сумраке, это не важно, но днем они просто щелки – узкие и неприступные. Кимура самурай, но не настоящий, полукровка, болотник, потому он со свамперами, а не с островитянами, гоняющими по Сашими.
– Ты жрачку аравийскую пробовал? – осведомился Дрон.
– Пробовал.
– Она воняет. Поэтому и на фабрике этой воняет!
Сказал и гордо отвернулся, довольный тем, что утер желтомазого. К Кимуре Дрон относился немного свысока, но в спорах, как правило, уступал.
– Все фабрики воняют, – повторил почти-самурай. – Соя, химия и трансгенная картошка. Они везде одинаковые. И смешивают их везде одинаково.
– Я же велел заткнуться! – негромко прорычал Карбид, и Дрон, собравшийся было оспорить последнее заявление, умолк.
Четверо байкеров шли по огромному цеху, механические кишки и желудки которого с сопением, шипением и пыхтением перерабатывали вонючую массу. На мгновение Русу показалось, что он находится в пищеводе гигантского дракона, и парень с трудом сдержал рвоту. Ее вызвал не запах. Ее вызвало понимание, что он сам не раз питался продуктами с этой фабрики, что запихивал в себя хлюпающую в чанах и колбах массу. Котлеты, лапшу, курицу, рыбу… В последних залах чавкающая слякоть растекалась по нескольким рукавам, изменялась, приобретала форму, чтобы завтра появиться на столе в виде лепешки с сыром или стейка. Но путь байкеров лежал к истокам вонючей реки, туда, где смешиваются ингредиенты. Они видели, из чего на самом деле состоят продукты, и Рус вдруг поймал себя на мысли, что еще долго не сможет прикоснуться к еде.
Теперь понятно, почему фабрики автоматизированы.
– Дрон, давай к дверям!
– Понял.
– Кимура…
Но самураю не надо напоминать об обязанностях: он уже возле терминала. Там место оператора, а потому всегда горит лампочка дежурного освещения. Рус увидел, как Кимура склонился к монитору, как его пальцы забегали по клавиатуре. Пальцы живы, пальцы торопятся, а глаза – бесстрастные черные щели.
«Ему на самом деле безразлично?»
Часа через три торговцы начнут забирать с фабрики продукцию. Изменившая форму масса потечет в рестораны, кафе и уличные лотки. Рус представил людей, жующих бутерброд, и прошептал:
– Дерьмо.
– Меня тоже чуть не вырвало, – откликнулся Карбид.
«Тебе тоже безразлично?»
Но Карбиду не безразлично. Карбид дергается. Рус слишком хорошо его знает, чтобы понять, что скрывается за напускной удалью. Нервничает. И не выпускает из рук зеленый шарик в целлофановой обертке.
– Дерьмо – это то, что мы делаем, – пояснил Рус, не сводя глаз с зеленого мячика.
– Тебе не по хрену эти уроды из Аравии?
– Мне не по хрену то, что мы делаем. Я чувствую, что сам урод.
– Тогда чувствуй себя богатым уродом, – отрезал Карбид. – Ты ведь знаешь, сколько нам заплатили?
– Знаю.
– Вот и закрой варежку.
Карбиду нужны деньги, и он готов кинуть зеленый мячик туда, куда велел хмырь из «Ускорителя». Альфред? Черта с два он Альфред! Хмырь хочет потравить арабов, а Карбиду нужны деньги.
– Дерьмо, – повторил Рус.
Он сам не понимал, что здесь делает. Он сопротивлялся до последнего. Уговаривал, убеждал, требовал. Но натыкался на непонимающие взгляды.
Деньги.
Лакри переругался со всеми, а потом пошел на фабрику.
«Потому, что мы друзья?»
Или потому, что не верил, не мог поверить, что они это сделают.
Усилия Кимуры наконец принесли плоды: люк самого первого и самого большого бака, фактически цистерны, открылся. Карбид торопливо взобрался по металлическим скобам лестницы и бросил в бак зеленый мячик. Но почему-то задержался наверху, замер, а через мгновение донеслись характерные звуки – Рус понял, что Карбида вырвало.
Все кончено.
Все кончено.
– Они все равно ни хрена не поймут, – весело проговорил Карбид, спускаясь вниз. – Мы можем помочиться в эту бочку, а они ни хрена не поймут! Химия, мать ее!
– Они не успеют ничего понять, – бросил Рус и в третий раз повторил: – Дерьмо.
– Альфред же сказал, что будет вспышка отравлений. – Карбид угрюмо посмотрел на приятеля: – Без смертей.
– Ты ему веришь?
– Альфред так сказал, – пожал плечами Карбид.
Ему безразлично.
Рус отвернулся.
Кимура покинул освещенный пятачок, и теперь это была лишь черная тень среди железных кишок и пластиковых желудков, по которым течет отравленная река.
* * *
анклав: Москва
территория: Университет
запах осени – запах умирающих листьев
ищущие знаний должны протоптать тропинку к ученой скамье
Для подавляющего большинства тех, кто открывает по утрам глаза, корпорации и Анклавы – жирные пиявки, высасывающие кровь из простых людей, стран и континентов. Для некоторых они – стабильный источник благополучия. Для небольшой группы – инструмент колоссальной власти и могущества. И лишь совсем немногие видели в Анклавах надежду. Да, в основе идеологии независимых корпораций лежало получение прибыли. Да, верхолазы плевать хотели на социальную политику и занимались ею только для того, чтобы избежать потрясений. Да, они поставили всю Землю в зависимость от себя. Но именно разработки ненавидимой всеми «Фарма 1» позволили наладить производство синтетической, но дешевой еды, которая закрыла для общества проблему голода. Объединенные усилия энергетических монстров помогли преодолеть последствия Нефтяных войн и дали мировой экономике еще один шанс. И в основе этого лежала не прибыль, а наука. Независимые корпорации остались единственными на планете структурами, которые вкладывали деньги в исследования, и не только в те, которых требовали текущие задачи, но и в долгосрочные, фундаментальные программы, рассчитанные на будущее. Способные совершить революцию в науке. Поведение это не имело отношения к альтруизму. Верхолазы прекрасно понимали, что контролируют Землю лишь до тех пор, пока сохраняют качественный технологический отрыв от государств. Исчезнет он, и корпорации лишатся всех привилегий и вернутся под крыло чиновников. А потому не скупились. Научные центры не испытывали недостатка ни в средствах, ни в кадрах. А Университеты были одними из наиболее пестуемых объектов Анклавов, гигантскими учебными центрами, через которые проходили десятки тысяч людей.