– Тебе нужно отдохнуть. Ночью ты должен быть свежим, как огурец.
«Ах да, карнавал!»
Но Грег продолжал ершиться:
– А что, у шефа совещание?
– Вроде того, – усмехнулся Щеглов. – Возвращайся и ложись спать. Я позвоню.
* * *
анклав: Москва
территория: Болото
«Шельман, Шельман и Грязнов. Колониальные товары и антиквариат»
неожиданные встречи могут положить начало дружбе
Этот разговор трудно было назвать разносом, разбором полетов, поркой: слишком уж спокойно звучал голос Грязнова. Кирилл не переходил на повышенные тона, излагал мысли без спешки, мягко, прилагал максимум усилий, чтобы Олово понял каждое его слово. Со стороны могло показаться, что он не ругает слугу, а дает ему очередные указания. Однако поникшие плечи, низко опущенная голова и тяжелые вздохи, которые время от времени позволял себе Олово, показывали, что происходит именно разнос.
– Времени у меня мало, поэтому подведу итог, – произнес Кирилл, жестко глядя на слугу. Глаза Грязнова, в отличие от интонаций, были холодны как лед. – Оставив Пэт, ты поступил опрометчиво. Я недоволен.
И замолчал. Олово понял, что ему впервые с начала разговора дается право на ответное слово, и выдавил:
– Ма-амаша Да-аша сказала, что на-адо заглянуть на-а Пова-арскую.
– Даша может ошибиться! А Патриция осталась без прикрытия и едва спаслась.
– Она-а молодец, – подумав, выдал слуга, всем своим видом показывая, что ему ОЧЕНЬ стыдно.
Грязнов хмыкнул, покачал головой, сделал глоток апельсинового сока и продолжил:
– Не спорю: твои действия оказались полезны. – Теперь смягчился и взгляд антиквара. – Плохо, что ты не выбрал оптимальный вариант. Следовало посоветоваться со мной…
– Вы были недоступны, мастер.
– Тебе известно, кому следует звонить в этом случае.
Олово вновь замолчал.
– Ладно, – после короткой паузы сказал Кирилл, – оставим. Поговорим о том, кого ты встретил.
– Избранный, – сразу же откликнулся слуга. – А-ауры нет. Но я-а его помню.
В глазах Олово сверкнуло бешенство. Дикая ненависть – родная сестра той, что пылала когда-то в умирающем Чертоге Меча. Только сейчас она не была бессильной. Сейчас ее густо приправляла беспощадная ярость готового к бою воина.
– Мастер, вы отда-адите мне схва-атку?
Кирилл не стал спешить с ответом. Он допил сок, поставил бокал на столик, взял в руку черные четки и медленно перебрал несколько бусин, задумчиво разглядывая слугу.
– Я рад, что ты не затеял бой.
И снова пауза. Ожидание ответной реплики. Грязнов ни о чем не спрашивал. Но хотел услышать ответ.
Олово отвел взгляд:
– Я-а испуга-ался.
У него была возможность промолчать, но слуга ею не воспользовался. Он не считал возможным лгать мастеру. Или недоговаривать.
– В этом нет ничего постыдного, – негромко произнес Кирилл. – Урзак силен.
– Нет, – качнул головой Олово. – Он почувствова-ал меня, лишь увидев.
– А ты?
– Тоже.
Грязнов перебрал еще несколько бусин, опустил голову, посмотрел на брелок – драконью голову, улыбнулся:
– Он знает. – Вновь помолчал. – Жаль, что наша встреча не случилась позже. Был бы шанс…
Кирилл оборвал фразу. Прикрыл глаза. Вздохнул:
– Нет, это из области фантастики. Выбравший Путь не свернет. Стало быть, или он, или мы.
Олово кивнул. Понял, что последней репликой Грязнов завершил разговор, взял со столика пустой бокал, но из кабинета не вышел, замялся около кресла.
– Что-то еще? – осведомился Кирилл.
– Мастер, а-а что та-акое атеизм?
Брови Грязнова удивленно поползли вверх. Полминуты он с веселым изумлением таращился на слугу, после чего, удержавшись от соблазна поинтересоваться, откуда кроткий Олово приволок в дом сей термин, ответил:
– Если не вдаваться в философские и теологические тонкости, то атеизм – это вера в то, что нас с тобой не существует.
Слуга зашевелил губами, повторяя про себя слова Кирилла, затем обычно малоподвижное лицо его отразило целую гамму противоречивых чувств, после чего Олово предельно кратко охарактеризовал многовековое течение:
– Дурь!
– Дурь – это наркотики, – заметил Грязнов. – Что же касается атеизма, то мы еще вернемся в этому вопросу. Потом. Сейчас я хочу видеть Эмиру.
Открыв глаза и увидев незнакомую обстановку, Эмира сразу же вспомнила, где находится.
«Это ваша комната», – предупредительно произнес толстяк.
«Я не собираюсь оставаться у вас!»
«Разумеется, мадам, это просто ваша комната на случай, если вы решите немного отдохнуть…»
Хорошо, что провожать ее пошел именно он, вежливый и обходительный Таратута, а не маленький боец со странным именем Олово. В компании нормального человека Эмира чувствовала себя спокойнее.
Собирая материалы на Грязнова, Го, разумеется, обратила внимание на его экзотического слугу, но особо не заинтересовалась. Ну, татуировки, ну, странная речь, что в этом особенного? Мода на необычных слуг существовала среди богачей с тех самых пор, как появились трансеры. У кого-то за детьми приглядывали люди с обликом эльфа или добродушного гнома, Чебурашки или современного анимационного героя – разноцветного Силапиламера. Кому-то накрывал на стол «Авраам Линкольн» или ящероподобный сейч из космического сериала «Крейсер Буш». Чьи-то горничные копировали кинозвезд различных эпох или первых леди современного мира – вкусы у людей разные. Операции конструкторов и пластиков стоили недешево, но мода есть мода, и богачи охотно выкладывали деньги ради удовольствия ущипнуть за попку Марлен Дитрих или отдать приказ «настоящей инопланетной твари». Жалованье таких слуг значительно превышало обычное, в контракте обязательно оговаривалось, что работодатель оплачивает возвращение человеческого облика, а потому недостатка желающих лечь под нож хирурга не наблюдалось.
Эмира сочла, что на Грязнова работает обыкновенный трансер, внешний вид которого соответствует вкусу антиквара. Однако ночные события заставили Го посмотреть на малыша совсем другими глазами. Прыжок на шесть метров – с места! спиной вперед! – впечатлил чернобурку. На такое даже прятки не способны.
И если бы комнату ей показывал Олово, чернобурка вряд ли бы уснула.
Хотя…
Эмира стремительно поднялась с постели.
«Я ведь не собиралась спать!»
Она потребовала, чтобы пришел Грязнов. Таратута ответил, что хозяин крайне занят, и предложил вина. Го отказалась. Таратута покинул комнату, а она…