– Так нечестно! – вопил горемычный выдр. – Нечестно!
– Мадж, пертурбатор не разбирается, что честно, а что нет.
– Не может быть! Да я целый год не связывался ни с одной заразной шлюхой!
– Пертурбатору все равно, – повторил Джон-Том. Наконец выдр успокоился, сел, стянул штаны и, тяжело дыша, взялся изучать свои мужские достоинства.
– Слушай, приятель, ведь такого больше не случится, верно?
– Не знаю, Мадж, – отозвался Джон-Том. – Надеюсь, у меня теперь иммунитет к кори, но утверждать не берусь. Мы ни от чего не застрахованы.
– Белиберда, – буркнул Клотагорб, протер очки и снова высморкался.
– К сведению твоей толстозадости, – прорычал Мадж, испепеляя чародея взглядом, – ежели б мы могли обойтись без тебя со всеми твоими штучками-дрючками, я б с превеликим удовольствием размозжил тебе башку и выпустил потроха!
– Я вовсе не имел в виду тебя. – Клотагорба, судя по всему, нисколько не напугали угрозы выдра. – Кстати говоря, водяная крыса, я заметил, что ты всегда готов посмеяться над бедами других. Куда же подевалась твоя веселость? Или собственные неприятности уже не вызывают смеха?
– Не сердитесь на него, сэр, – поспешил вмешаться Джон-Том. – Венерическая болезнь – не шутка. Он ведь может остаться без своих…
Мадж испустил вопль отчаяния и повалился на траву.
Последствия пертурбации перестали изводить путников лишь к середине следующего дня. Джон-Том, и впрямь заболевший корью, излечился менее чем за двадцать четыре часа. Клотагорб также избавился от простуды, а Сорблу, к его несказанному облегчению, уже не приходилось каждые пять минут бегать в кусты. Дормас, которой досталось, пожалуй, сильнее всех, оправилась последней. Несмотря на всю свою серьезность, заболевания никак не отразились – разумеется, после того, как миновали, – ни на внешнем облике путешественников, ни на их здоровье.
Мадж, подобно всем остальным, тоже исцелился целиком и полностью.
Однако он не мог удержаться от того, чтобы время от времени, полагая, что никто на него не смотрит, не заглядывать себе в штаны.
– Расслабься, Мадж, – посоветовал Джон-Том. – Все позади.
Постарайся убедить себя, что на самом деле ничего и не было. Мы все живы и здоровы.
– Будь по-твоему, приятель, – отозвался выдр, помогая Дормас распределить поклажу. – Но если этот раздолбатор вытворит еще что-нибудь в том же духе, я порублю его в капусту!
– Хватит, Мадж. Что ты, право слово! Видишь, все в полном порядке.
Значит, и ты не исключение.
– Да? По правде, парень, у меня все вроде бы как надо, но проверить лишний раз никогда не помешает. Между нами, я, пожалуй, маленько повременю связываться сам знаешь с кем. Пообвыкну чуток, а там поглядим.
– Вот и молодец, – одобрительно кивнул Джон-Том. – Давно пора, а то ты совсем уж поизносился.
– Чего? – Выдр перекинул через плечо лук, затем поднял одну лапу, прижал другую к груди и торжественно провозгласил:
– Больше никаких оргий, никаких новых шлюх каждую ночь. Клянусь, приятель, я намерен завязать раз и навсегда!
– Посмотрим, – фыркнул Джон-Том, – будет ли толк от твоей клятвы.
Может, ты впрямь поумнеешь. Но, кстати, развлечения в умеренных дозах идут только на пользу.
– Верно, чувак, ох как верно! Эта пакость, которую я подцепил, она наставила меня на путь истинный. Знаешь, я стока лет развлекался в свое удовольствие и думать не думал о здоровье. Но теперь понял, что надо чуток остепениться. Коли я стану приглядывать за собой, глядишь, доживу до старости в добром здравии. – Мадж подхватил свой заплечный мешок и двинулся вперед по тропинке, которая уводила в неведомые дали.
– Сдается мне, я малость погорячился, – пробормотал он на ходу. – Шлюхи на то и шлюхи, чтоб их менять хотя бы через раз.
– Он неисправим, – пробурчал волшебник, грозя пальцем вослед выдру.
– Запомни, мой мальчик: водяную крысу утихомирит только могила.
– Сэр, – возразил Джон-Том, соразмеряя шаги с неспешной походкой чародея, – нельзя же ожидать, что Мадж переменится за одну ночь.
– Я ожидаю от него лишь того, что рано или поздно он сдохнет под забором, – ответил Клотагорб. – Однако я далек от мысли умерять твой пыл.
– Возможно, вы правы, сэр, но я не собираюсь отступать.
Джон-Том посмотрел на Маджа, который, весело насвистывая, шел во главе цепочки. Выдр крутил головой из стороны в сторону; несмотря на благодушное настроение, в котором, по-видимому, пребывал, он, похоже, не забывал о своей прямой обязанности – предупреждать товарищей о вероятных опасностях.
По крайней мере, подумалось юноше, Мадж наверняка умрет счастливым.
А он сам? И потом, пристало ли ему, чужаку с другой планеты, из иного времени, осуждать обитателя здешнего мира? Ведь, очутившись здесь, пускай даже не по своей воле, он потихоньку, почти незаметно, утратил многие из казавшихся прежде незыблемыми этических принципов.
Разумеется, он никогда не опустится до уровня Маджа, однако его теперешнего уже не сравнить с тем зеленым юнцом, которого призвал к себе по ошибке Клотагорб. К тому же какой смысл лукавить? Он и на Земле не отличался склонностью к пуританизму: мог выкурить по случаю сигаретку с марихуаной и частенько вместо того, чтобы сидеть на лекциях, разглядывал в бинокль приятеля, что происходит в женском общежитии, окна которого выходили на ту же улицу, что и окна мужского.
В общем, кто он такой, чтобы порицать Маджа? В конце концов, выдру не откажешь в умении развлекаться, а он, Джонатан Томас Меривезер, пока на это не способен. Слишком глубоко в нем засел законовед. Он чересчур пристально наблюдает за собой, уделяет чересчур много внимания самоконтролю. Может, однажды Мадж покажет ему, как надо веселиться?
«Прекрати! – одернул себя юноша. – Твоя беда в том, что ты беспокоишься по пустякам! Например, сейчас ты беспокоишься по поводу того, что не стоит на деле и выеденного яйца».
Разозлившись на собственные мысли, Джон-Том мыском ноги отшвырнул с тропинки камень – причем предварительно убедился, что это не сосновая шишка, – и попытался подумать о чем-нибудь другом, ибо ничто так не раздражает человека, как споры с самим собой, которые вдобавок ставят его в предурацкое положение.
Как бы извиняясь за свои выходки, пертурбатор некоторое время не подавал ни малейших признаков жизни. Путешественники продвигались все дальше. Вокруг простиралось грозное Северное плато; на пертурбации не было и намека, если не считать нескольких малопримечательных происшествий. Так, Джон-Том обнаружил как-то утром, что стал обладателем двух левых рук, а Мадж под вечер того же дня приобрел серебряный мех – не серебристого оттенка, а именно серебряный, из тонких волосков с металлическим отливом. Выдр страшно огорчился, что обратное превращение совершилось раньше, чем он успел сбрить ставшую столь драгоценной шерсть. Впоследствии произошла еще одна метаморфоза: