Граджелут сидел в углу, подперев лапами лохматую серую голову. На его морде застыло выражение безнадежности.
Завибрировали прутья решетки. Вскоре их поддержали тюремные стены.
Банкан щипал струны и гадал, не перестарался ли он. Известковый раствор, скреплявший камни, превращался в пыль, она клубилась в воздухе.
Как ни яростен был выдров рэп, он не мог состязаться с творением сурков – циклонным пылесосом. Смерчик разорвал в клочья красное облако, раскрошил уродливые клинки и руки, затянул их в себя. Когда исчез последний алый обрывок, смерч съежился и с тихим «пуфф» прекратил свое существование.
Боль в глотках заставила выдр сдаться. Последний бессвязный перебор – и Банкан тоже умолк. Пропало сияние. В камеру вернулась тишина. И чистота. Исключительная чистота.
– Как видите, – подал голос Мультумот, – весь гнев, вся ярость Запределья не в силах противостоять качественной гигиене, особенно волшебной. – Под мышками у сурка виднелись влажные пятна.
– Да ведь мы ничего предосудительного не совершили, – возразил Банкан. – Не за что держать нас взаперти.
К Мультумоту быстро возвращались силы.
– Либо Киммельпат, либо я постоянно будем дежурить возле вашей камеры. Предупреждаю, не вздумайте что-нибудь выкинуть. – Он состроил самую грозную мину, на какую только способен трехфутовый лесной сурок.
– Пока мы с коллегой только противостояли чародейству, не обращая свое оружие непосредственно против вас. Но если это случится, поверьте, вы вряд ли получите удовольствие. А следовательно, рекомендую хорошенько следить за своим поведением.
– Шеф, да ты нас не боись. – Сквилл прижался мордой к решетке. – Ладно, Банкан, давай-ка еще разок…
– Нет. – Банкан успокаивающе положил руку на плечо выдра. – Хватит.
Пока воздержимся. Я еще не готов к новой попытке. Погодим. Эх, был бы здесь Клотагорб… – добавил юноша. – Я своими глазами видел, как он управлял заколдованным ветром, только не белым. – Он окинул взором ряд камер по другую сторону коридора. – Может, найдется другой способ, получше…
Подошел Граджелут.
– Что с нами будет? – печально спросил ленивец тюремщиков.
– Вашу судьбу решит суд магистрата, – ответил Мультумот. – Предполагаю, что вы подвергнетесь очистке, а вот до какой степени – этого сказать не берусь. Одно знаю наверняка: прежде чем вы предстанете перед судом, вам велят избавиться от грязной одежды.
– Что-то мне надоело слушать, как я грязен, – пробормотал Банкан.
– А я никуда не собираюсь шлепать без порток, – добавил Сквилл.
– Маджа это не смутило бы, – заметила его сестра. – Он, поди, полжизни без штанов провел.
Два пухлых волшебника в белом удалились. Комендантша глянула на узников с самодовольной ухмылкой и последовала за сурками.
Вечерняя трапеза ничуть не повысила настроение приговоренных. Еда была стерильной и пресной, как все кругом.
Сквилл наполнил раз-другой пасть и брезгливо оттолкнул тарелку.
– Сучьи помои! Не лезут в глотку.
Ниина еще раньше пришла к такому же выводу. У нее вздрагивали от омерзения нос и усы.
– Еда вполне питательная, мне случалось пробовать и похуже.
Граджелут без видимых усилий подчищал посудину. Выдры, не веря своим глазам, уставились на него.
– Боюсь, у меня не такой крепкий желудок. – Банкан отодвинул свою порцию и окинул взглядом пустующий коридор. – Еще денек на подобных харчах, и мы так ослабеем, что перестанем даже помышлять о бегстве.
– Чуваки, вы заметили? Никто не обмолвился, скока нас тут продержат, прежде чем потащат в чертов магистрат, – сказала Ниина. – Можа, неделю, а то и месяц.
Сквилл опустился на пол, прислонившись к стене.
– Гады, пусть хоть пытают. Все равно не отдам штаны.
– Сейчас только один волшебник на посту, – прошептал Банкан. – Если внезапно грянем новую песенку…
– У меня есть подозрение, что его коллега находится недалеко.
Банкан повернулся к Граджелуту. Ленивец терпеливо добавил:
– Вы очень, если не чрезмерно убедительно продемонстрировали свои чаропевческие способности. Возможно, наши перекормленные противники готовы в случае необходимости призвать на помощь других колдунов. Мне кажется, надо поискать иной путь к спасению.
Банкан старался не замечать исходящий из тарелки запах.
– Джон-Том придумал бы, как отсюда выбраться.
– Эт точно, – с готовностью подтвердил Сквилл. – На худой конец сровнял бы с землей вонючее логово.
– Черт бы побрал фанатиков, – добавила Ниина. – Для них грязно все чужое, и от одного нашего вида их тошнит.
– Разве можно чаропесенками бороться с манией чистоты? – поинтересовался обескураженный Банкан.
Сквилл почесал затылок, затем колено, затем ягодицу. Вдруг он прекратил это занятие и резко выпрямился.
– А можа, прав купчишка. Кажись, есть способ получше.
– Получше чаропения? – покосилась на него Ниина. – Брательник, ты всегда ходил с мозгой набекрень.
– Ошибаешься, милая сестрица, ошибаешься. – Выдра охватило возбуждение. – Слушайте сюда! Эти педрилки ненавидят все, че плохо пахнет или плохо выглядит, и ваще беспорядок. Правильно я говорю?
Выражение лица Банкана говорило о том, что он ничего не понимает.
Рекордное недоумение читалось на морде Граджелута.
– Я не улавливаю нить ваших рассуждений, – признался купец.
– Да неужто не просекаете? Мы ж с сеструхой эксперты по части бардака.
У Ниины блеснули глаза, усы приподнялись, губы расплылись в улыбке.
– Эй, а ведь он прав! Выдры – мастера шкодить, для них это совершенно естественное занятие.
– И мы учились у лучших наставников! – добавил Сквилл, имея в виду своего знаменитого и, увы, не всегда добрым словом поминаемого отца.
– Теперь я понимаю, к чему вы клоните. – Граджелут почесал шею толстым когтем. – Но это все же рискованно. Наши тюремщики могут обезуметь от злости.
– В задницу наших тюремщиков! – рявкнул Сквилл. – Они и так психи, в натуре. – Он повертел пальцем у виска. – Че еще они могут нам сделать?
– Убить, – спокойно ответил Граджелут.
– Ну, допустим, – согласился выдр. – Тока ежели получится, в чем я лично сомневаюсь.
– Но и в обратном вы не уверены. – Ленивец вернулся в угол камеры и сложил лапы на груди. – Надеюсь, вы окажете услугу вашему покорному слуге, избавите его от необходимости участвовать в этой явной авантюре.
– Да ладно, шеф, обмякни. – Ниина безошибочно разгадала его страх.
– Не пострадает твоя драгоценная шкура. От тебя ж за версту несет придурковатым чистоплюем.