– Наступило Стечение. Пора, когда нити волшебства, связующие эту землю, стягиваются в один узел. Пора обращения времени.
– Что это значит?
Крыс пожал плечами.
– Не требуй у меня объяснений. Я не чародей и знаю лишь одно: если до рождения новой луны ты не укроешься в Красном Камне, то уже никогда не доберешься до него. – Он шлепнул верблюда по холке, и тот раздраженно повернул голову.
– Бартим, не надо так делать, а то пойдешь пешком. Я размеряю свою скорость, как и все мои сородичи.
– Да, но время поджимает!
– О да, только послабее, чем ты, – капризно ответил верблюд и оглянулся на приотставшего Джон-Тома. – Чужеземцы, мы встретимся в Красном Камне, а если не встретимся, то выпьем чарку за помин ваших душ.
Тяжело дыша от жары, Джон-Том перешел на шаг. По твердой земле он бежал бы еще долго, но песок мигом отнял силы. Притомились и Розарык с Маджем.
– И что же все это означает, а, Джон-Том?
– Не понимаю. Чепуха какая-то.
– Хазве ты не чахопевец?
– Я знаю свои песни, а не чужую магию. Если бы с нами был Клотагорб…
– Приятель, будь здесь его колдовское сиятельство, то мы были бы далеко отсюда.
– Ты понял, о чем они предупреждали?
Выдр сердито разрыл сапогом песчаный вал, успевший вырасти вокруг его лап.
– Они боялись. Чего – не могу сказать, но боялись, точно. Сдается, не мешало бы последовать их совету и двинуть дальше. Они надеются дотемна добраться до Красного Камня, значит, это и нам по силам. Айда, а?
Они бежали друг за другом размеренной трусцой, регулярно меняясь местами и очень редко останавливаясь пожевать чего-нибудь и глотнуть воды. Постепенно вес воды уменьшался, но в тот вечер им предстояло напиться в Красном Камне – или уже никогда не напиться, если караванщики не шутили. А в том, что они не шутили, трое путников убедились на склоне дня, не только не обнаружив города, но и потеряв из виду караван. Песок передвигался очень быстро и всякий раз, когда они переводили дух, норовил засыпать ступни.
Вначале Джон-Тому показалось, будто он тонет, но быстрый взгляд через плечо открыл истину. Позади вздымалась земля. Казалось, они удаляются от берега, а берег стремится дотянуться до них, догнать неудержимо растущей волной отлива. У юноши возникла идея повернуть и взобраться на гребень песчаной волны, но он не, рискнул, предположив, что за этим валом они могут увидеть другой, еще выше.
Они побежали дальше. Легкие горели, ноги болели и подкашивались. Вскоре Мадж упал, и человеку с тигрицей пришлось поднимать его, а песок алчно хватал выдра за сапоги.
Упав во второй раз, Мадж вяло замахал лапами, отвергая помощь товарищей. Видимо, неисчерпаемый источник его энергии все-таки иссяк.
– Бесполезняк, ребята. Я скис. Спасайтесь сами.
Джон-Том воспользовался задержкой, чтобы слегка отдышаться.
– Ты прав, старина, – сказал он наконец. – Так будет практичнее. Я никогда не забуду твою благородную кончину.
Он не сумел увернуться, и горсть песка хлестнула его по затылку.
– Задница у меня будет благородная, а не кончина! Отделаться хотите от меня, что, не так? Бросить бедолагу Маджа в пустыне на верную смерть?
Джон-Том постарался не показать апоплектичному выдру свою ухмылку.
– Извини, дружище. Я тоже вымотался, и будь я проклят, если соглашусь тащить тебя на закорках.
Выдр поплелся за спутниками.
– Эй, ты, неуклюжая лицемерная скотина, гляжу, тебе это кажется жутко потешным?
Джон-Том подавил смешок – еще и по той причине, что не хотел сбивать дыхание.
– Да ладно тебе, Мадж! Знаешь ведь, что я тебя не брошу.
– Ах, значица, он меня не бросит! А если б я не поднялся, что тогда? Где гарантия, что вы вернулись бы за мной, а?
– Сложный вопрос, Мадж. По-моему, тебе просто захотелось прокатиться верхом.
– Чертовы враки! – Выдр обогнал его и занял место во главе крошечной колонны. Его короткие мохнатые лапки двигались, как поршни бензинового мотора.
Тигрица укоротила шаг, чтобы идти рядом с Джон-Томом, и прошептала:
– Он какой-то стханный, твой пушистый дхуг.
– Мадж-то? Что ты, он вполне нормален. Ленив, приврать любит, но во всем остальном он просто душка.
Розарык поразмыслила над его словами.
– Сдается мне, нхавственные нохмы твоего миха кое в чем отличаются от наших.
– Все зависит от того, какую часть цивилизации рассматривать. К примеру, в таком местечке, как Голливуд, Мадж был бы как рыба в воде. Или в Вашингтоне, О.К. [3] Там бы его таланты не залежались без дела.
Розарык непонимающе покачала головой.
– Мне эти названия ни о чем не говохят.
– Как и большинству моих современников. Так что все в порядке.
Песчаный вал за ними все рос, поднимался в вечернее небо. В любую минуту его гребень мог обрушиться и поглотить троих путников, похоронить их заживо под многими тоннами песка. Джон-Том старался думать о чем угодно, только не об этом. И не о том, что надо поднять ногу и поставить ее перед другой, и так без конца… Как только наклон догоняющей их стены превысит сорок пять градусов, масса песка ринется вниз, и тогда держись!
Вокруг, насколько хватало глаз, пустыня силилась дотянуться до звезд, и Джон-Том мог только гадать, чем это вызвано. «Стечение» – так сказал крыс. Взошла луна и коснулась измученных, задыхающихся беженцев серебристыми щупальцами. Крыс предупреждал: если до восхода луны не укроетесь в Красном Камне, вам конец. Но когда наступит критический момент? Сейчас, или через несколько минут, или в полночь? Сколько еще осталось времени?
Тут закричала Розарык, и впереди показалась горстка холмиков. Они припустили что было сил. Очертания возвышенностей прорисовывались все четче, и вскоре не осталось сомнений – это Красный Камень, город, получивший свое имя благодаря красному песчанику, пошедшему на строительство его многоэтажных башен и домов. В первых лучах луны и последних – солнца город казался объятым пламенем.
Здесь, на подступах к городу, беглецы были не одиноки. Некоторые беженцы добирались пешком, иные – в ненавязчивом обществе верблюдов и осликов. Кое-кто ожесточенно хлестал тягловых ящериц по головам.
Мимо промчалось несколько страусиных выводков – без пассажиров, но с тяжелыми вьюками на рудиментарных крыльях. Не было седоков и на кугуарах, целая семья которых прибежала с севера на задних лапах – в точности как Розарык. Бранясь, вопя, скуля и хныча, потоки разнородной жизни сливались в охваченную паникой толпу, которая ломилась в город.