– Это я... стрелял в Логойко и в тебя, то есть в ту девушку, что сидела вместо тебя в офисе?
– Нет, потому что могли возникнуть конфликты между психопрограммой и психикой. Для этих ликвидаций копию программного клиента загрузили в курьера, который работал у Бабаяна. Товарищ сделал свою работу и был уничтожен твоей рукой в Василеостровском Сити. Ну, тебе полегчало?
Как же, полегчает тут. Я убил мужественного Бориса Дворкина, я застрелил Мириам, которая приехала на помощь русским братьям, и в придачу французского аристократа, который перешел, как маркиз Лафайет, на сторону народа. А копия моего Негра убила Глеба и какую-то ни в чем не повинную девушку... Я из честного доходона превратился в зомби, который уничтожает замечательных людей по приказам бессердечных колдунов из «Омеги». И все это ради того, чтобы навредить какому-то искину.
– А зачем «Омеге» было так звереть из-за Симулакра? Допустим, он эволюционизировал. Но ведь «Омега» не раз и не два могла вернуть его на путь истинный, маленько упростив, подправив, поставив заглушки и ограничения. А вместо этого она кинулась стирать его.
– Симулакр – это разум. Эволюция неизбежно выводила его из-под контроля «Омеги». Любой разум умеет обходить ограничения. И Дримлэнд был явным признаком того, что это произошло. «Омега» четко въехала в тему и поняла, что ты вместе с Симулакром превращаешься в мирового лидера, в сверхчеловека, которого она не сможет остановить.
Голос Веры был спокойным и деловитым, таким далеким от истерики, с которой встретила она меня сначала. Других источников информации у меня нет и не будет, поэтому я должен ей верить, так что ли?
Вера подошла вплотную ко мне и ее глаза оказались совсем рядом с моими.
Пласты памяти в моей голове заворочались, как жуки, проснувшиеся после зимней спячки. Прядь черных волос на серебристой из-за лунного света щеке... Тонкая натянутая, словно тетива, фигура, того и гляди собьет меня с ног...
– Я заблокировала твою память, Андрей, перед тем как вывести тебя из проекта. Чтобы ты не искал «Омегу» и чтобы она не нашла тебя. А сейчас ты вспомнил меня?
Мы встречались... незадолго до войны. Точно. У меня. Тогда был Дворкин, который пришел со своей подружкой... светловолосая такая, смеялась визгливо. И потом тоже виделись...
– Если бы добавочный вид со стороны попы, то я бы еще и не такое вспомнил, – смущенно нахамил я.
Мне надо было срочно вспоминать про нас, но тут всплыл самый главный и мучительный вопрос.
– Зачем Симулакру и тебе понадобилось падение Дримлэнда? Зачем вам катастрофа?
– Нам нужны не катастрофы, а новые технологии. Падение Дримлэнда освободит их.
– И эти освобожденные технологии первым делом отметятся у меня на родине.
– Шестая света часть с названием кратким Ру была обречена, и ты был тому непосредственный свидетель. А вот теперь у нее, да и у всего остального мира, и Китая, и Африки, появится шанс. Дримлэнд – это воплощенная идея симбиоза, слияния техники и жизни. Все, начиная от минералов и вирусов, кончая социальной жизнью человека, наполнится разумом. Старая природа и старый социум преобразятся от самой глубины до самых верхов. Царство случайностей, в котором у человека не больше прав, чем у червяка, станет царством благой мысли. Восьмой день творения никто ведь не отменял. Милый, это были и твои мечты, твои мысли. Кому, как не тебе, встать во главе спасения? Тебе не смогут помешать ни «Омега», ни ооновские танки, ни какие-то вшивые запушкинцы. Ты вместе с Симулакром будешь владеть всеми интерфейсами Дримлэнда, а это покруче, чем командовать даже самой огромной армией.
– Многие не захотят масштабных преобразований, и это не только «Омега» с ооновцами.
– Не думай о многих, они же не думают о тебе. Если ты хочешь этих преобразований, то уже достаточно.
И тут четкий вектор инерции напомнил мне, в каком падающем мире я нахожусь.
– Слушай, Вера, а нам не пора сваливать отсюда? Стоянка-то рядом.
– На этой дурацкой стоянке давно нет ни одного флаера, так что мы просто подождем здесь прилета твоего личного ракетоплана, который ты уже вызвал.
– Я?
– Симулакр уже послал вызов твоему личному транспортному средству. Симулакр и ты, теперь вы всегда будете вместе, привыкай. Вместе вы должны управлять хаосом, вместе должны стать сервером эволюции. У вас нет никакого другого выхода.
– Ну ты и стервь, – черт и слезы не удержать, хотя вроде у меня лично все будет путево.
– Надеюсь, ты не струсил, о мой сверхчеловек?
И Вера положила мне руку на грудь. Я почувствовал покорность ее рукам, глазам, телу. Почувствовал веру в Веру, как ни смешно это звучит.
Мне сегодня не нужна даже победа. И если у меня есть хоть пять минут до того, как я стану «сервером эволюции», то я хочу пробыть их рядом с Верой.
Ведь когда-то Бездна светила мне через черные солнца ее глаз. Ее душа стекала, как серебристая вода, в мою душу...
Но сейчас этого нет.
4
– Ты не Вера, – сказал я.
Она не растерялась.
– Опять двадцать пять. И кто же я?
Моя рука прошла сквозь то место, где у нее должно было находиться сердце – если б она являлась человеком.
– В отличие от других мимоидов ты не смогла разводить меня слишком долго, ведь я любил Веру – настоящую Веру, которая, получив пулю в голову, лежит сейчас в институте криогеники.
«Вера» не вздрогнула, но лицо ее поплыло, как происходит при дезактивации морфирующего каркаса у мимоида. В глазах «Веры» мелькнули красные индикаторы – так реагирует графический интерфейс, если происходит фатальная ошибка программы. Тело «Веры» застыло на несколько секунд, потом обернулось грубым фрактальным рисунком и, в конце концов, рассыпалось на пиксели.
Меня надули. «Вера», с которой я общался в Дримлэнде, была мимоидом, таким же, как «Дворкин», «Мири» и «Маркиз». Только создан был этот мимоид не «Омегой», а Симулакром. Правдоподобие «Веры» было столь же убедительным, потому что она являлась вирусом, подсевшим на те же информационные каналы и использующим те же нейроинтерфейсы, что и программы «Омеги». Самое страшное, что кинувшись защищать «Веру» от «Омеги», я впустил в себя приличный кусок Симулакра, размером в двадцать ментобайт кода.
И ТЕПЕРЬ ЭТОТ ГАД ДЕРЖИТ МЕНЯ В КУЛАКЕ.
Его шепот заполнил мою голову, он сыпался в нее беспрепятственно, как песок в детское ведерко.
Симулакр знал обо мне почти все. Что в девять лет я боялся спать и поэтому, лежа в постели, усиленно ковырял в носу, а козявки намазывал на стенку кровати. Что в пятом классе я стал трусом и принялся заискивать перед сильными мальчишками, чтобы не побили, даже домашние задания для них делал. Что я невзлюбил отца за то, что он не дает мне смотреть по телику голозадых теток с МТV и однажды пожелал ему поскорее сдохнуть. А он взял и помер, после чего я стал бояться своих мыслей. Знал, что я люблю соленые огурцы и квашеную капусту. Знал, что я ненавижу долгие разговоры. Я тоже ненавижу это, сказал Симулакр. Мы ненавидим долгие разговоры, сказал он. Люди долго разговаривают друг с другом, потому что им нечего сказать самим себе. Знал он и то, что я не доверяю миру, потому что в нем хорошо ловким жадным потребителям и плохо задумчивым лохам. Симулакр почти во всем понимал меня. И я тоже не доверяю миру, признался Он.