– А что, с вызовом, но неплохо, – одобрил Бабаян. – И работе вашей соответствует. До новых интересных встреч, Негр.
– Всего хорошего, Иван Арменович, – и, не сразу повернувшись задом к важной персоне, я вышел в коридор.
А в коридоре я вдруг застыл на полминуты. Мне стало сильно не по себе, как с большого бодуна (хотя накануне ни капли не принял), даже испарина на лбу выступила. Воздух показался таким густым, что я не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Это я, наверное, осознал невыполнимость миссии: не мне, увы, не мне, при моей нищете и убогости, копаться в темной биографии великого махинатора. Потом мое внимание приковала вешалка. На ней, как в старые добрые времена, висел плащ с оттопыренным карманом. У этого кармана даже краешек чуть был отодран. А все сенсоры и камеры робостражника были направлены вперед, на входную дверь.
Сто процентов, прошел бы мимо; я от мамы-милиционера унаследовал что-то вроде принципиальности. Но вдруг, нате вам, развернулось виртуальное окно [11] . А в этом виртуоке приплясывал черный чертик в красном плаще и в большом цилиндре, на котором имелась надпись «Международное кряк-бюро Порта Нигра». Виртуальный чертик засунул свой хвост в карман реального плаща, хитро подмигнул и благополучно исчез. Тьфу, что за наваждение? Это настоящее руководство к действиям могло войти в порт моего боди-коннектора только из сайфира [12] . Но сайфир же был полностью выжжен ооновцами, по крайней мере за последние три года я не получил оттуда ни одного бита. Поначалу я, конечно, проклинал урода Гейтса, который все это придумал, а потом, прямо скажем, особо не скучал. Ведь витамины и калории важнее, чем пиратская музыка и виртуальные красотки...
И вот я сделал то, что раньше никогда почему-то не делал, пусть и был по пояс в соплях. Первый раз в своей жизни совершил кражу. Но при этом у моего «я» было какое-то отчуждение от моих рук, лезущих в чужой карман. Словно между моим «я» и моим телом, мышцами, периферической нервной системой возникли какие-то нейроинтерфейсы. Я даже назвал отделившееся от меня тело Негром.
Негр сунул руку в чужой карман и выудил оттуда... горстку пластиковых монет, чип-пропуск и кредитную карточку. Негр сунул все это в мой карман. И, потерев несколько вспотевший лоб, направился на выход. На свежем воздухе отчуждение прошло – наверное, это было краткосрочное завихрение в исхудавшем мозгу. Отчуждение прошло – а добыча осталась.
На улице я понял еще кое-что.
Заказчик Бабаян не совсем уверенно вел себя за письменным столом, поэтому и прятался в тень. Так бывает, когда новая уборщица все переставит со своих законных мест на случайные, и ты машинально лезешь пальцами в сахарницу, а попадаешь в раскрытую коробку с кнопками. Так еще случается, когда ты вообще въезжаешь в абсолютно новое для тебя помещение. Иван Арменович как-то неуютно сидел в кресле, узковато оно было для него, что ли. И чересчур теребил виртуальную клавиатуру.
Получается, что сцена приема клиента была постановочной. Так же, как и оттопыренный карман. Это Бабаян подослал мне чертика и спровоцировал на мелкую карманную кражу. Иван Арменович все же «проавансировал» меня – как шелудивого пса. Заодно осторожный издатель подстраховался от всех возможных претензий со стороны адвокатов и прочих бандитов господина Грамматикова. Дескать, ничего не было, никого не нанимал, никому не платил.
2
Я вытащил червячок шланга из своего многострадального тела, заклеил разъем пластырем. На конце шланга еще помаргивала светодиодом баночка-вампирка. Хватит! Я зашвырнул подальше и шланг, и баночку, хотя в ней плавал инсулин и прочие полезности. Органический разъем просуществует во мне еще не один день, но в конце концов высохнет и отвалится. Пучки вампирствующих микрошлангов, обвивающие мои органы, распадутся минимум за неделю...
Обретя свободу, я сперва рванул в закусочную сети быстрого питания «Бабкины пироги – ешь, сколько смоги» (несмотря на типично безграмотное название, в тех пирогах что-то еще осталось от бабушкиных), затем понесся в пивняк «Желтая река», где почти настоящие русалки брызжут хмельным напитком, знаете из каких мест. Ух, я присосался к ее бюсту четвертого размера...
А на выходе из пивняка наркодилер в мимической маске плутоватого братца кролика безошибочно определил пару лишних монет в моем кармане и мечтательное настроение в моей голове. Хитрый его нос резво двигался над резцами грызуна, когда он предлагал тысячу и одно удовольствие. «Ностальжи», «раптор», «мазерфакер», а также прочие наркоды [13] в пакетиках и цилиндрики глюкеров [14] россыпью.
Из всего этого дерьма самое классное – «ностальжи». Диффузный наркод, принимается орально как порошок, а потом несколько часов ничем не замутненного кайфа. Ты оказываешься в мире подростковых фантазий. О чем мечтает практически любой не самый тупой старшеклассник? Это не секрет. О том, чтобы красивая пышнотелая учительница велела ему остаться после уроков в классе для «дополнительных занятий», ну и произвела бы его из малыша в мужчины. Хороший «ностальжи» – это вам не убогий раздражитель сексуальных центров, из-за которого становится тесно в трусах. «Ностальжи» работает на более высоком уровне, создавая некий полуабстрактный, но мощный поток любви, в котором стремятся друг к другу разные космические начала, инь и ян, катод и анод, плюс и минус магнита, зуб вампира и артерия донора. Не поскупись на дозу – и любовный поток растопит лед, в который ты вмерз как прошлогодний таракан, чтобы унести тебя к свету...
Когда у меня водились какие-то деньжата, я нередко закидывался этим «ностальжи». Может поэтому каких-то деньжат у меня не стало...
Резцы братца-кролика резали мою решимость, а мимо мчались на инлайнах молодые амраши, оставляя в мокром воздухе неоновые следы. Поток амрашей размывал старую жизнь, словно грязный мартовский лед, и оплодотворял петербургскую богиню Иштар с силиконовым лицом Леры Найдорф и глянцевыми сиськами параболических антенн, чтобы рождать небоскребы, магистрали, бордели, биржи. Вдобавок к молодым амрашам мчались в радужное лоно Иштар и старые диссиденты с силопроводами в мышцах и биополимерной арматурой, которая превращала их жирные задницы и отвисшие животы в прекрасные торсы, достойные Апполона.
– Ты чего в рай не хочешь? «Ностальжи», «Член Быка», «Оральный кабинет», даже на соседней улице это будет дороже минимум на двадцать процентов, – зазудел братец кролик.
Я замялся. В рай-то хочется, где, распростершись на розовых облаках, меня ждет роскошная классная руководительница. Но если посмотреть на такой «рай» со стороны, то сторонний наблюдатель увидит торчка, пустившего струйку слюны изо рта и пучок соплей из носа. Стану я чем-то вроде придорожного растения; буду обрамлять своей пыльной зеленью магистральную трассу и покорно впитывать гарь от проносящихся мимо «фордов» и «мерсов».